Шофер тормознул у железнодорожного переезда – полосатый шлагбаум преграждал путь. Вдали послышался паровозный гудок, затем с грохотом и стуком колес пронесся недлинный грузовой состав. На его платформах стояли новенькие зачехленные танки «Т-90» и лежали длинные туловища межконтинентальных ракет.

– Наши, – с гордостью сказал шофер. – Свердловские!

Вагай закурил и сказал шоферу негромко, сквозь зубы:

– Ты вот что… Вечером сходишь в клуб «Память». Скажешь, чтоб готовились…

7

Вашингтон, военный аэропорт в Мэриленде. 17.00 по вашингтонскому времени (24.00 по московскому)

Через 2 часа 18 минут после взлета в Брюсселе «F-121», обогнав солнце, вернул Майкла в тот вечер, который он покинул в России. Обжигающий вашингтонский закат слепил глаза, когда самолет приземлился и подрулил к новенькому «Боингу» с огромным гербом США на фюзеляже. Между трапом этого правительственного «Боинга» и замершим «F-121» стоял лимузин. Майкл хотел стащить с головы шлем скафандра, но пилот приказал: «Не снимайте! Прыгайте так!» В скафандре и шлеме Майкл спрыгнул на раскаленный асфальт летного поля, и лимузин оказался прямо перед ним – уже с открытой дверцей. Даже если где-нибудь за милю отсюда какой-нибудь охотник-журналист нацелил на этот «Боинг» свою фото– или кинокамеру – что он увидит? Какого-то летчика в высотном скафандре и закрытом шлеме. «Господи, – думал меж тем Майкл, поднимаясь по трапу «Боинга». – Неужели опять лететь?»

– Сюда, пожалуйста… – Стюард ввел его в самолет, показал, где снять скафандр, а затем повел в глубь салона, открыл дверь.

– Господин Президент, – доложил он. – Доктор Майкл Доввей.

Президент сидел в глубине салона за письменным столом и оказался точно таким, каким Майкл десятки раз видел его по телевизору. Это даже разочаровало. Он встал и через стол протянул Майклу руку:

– Рад вас видеть, Майкл. Как вам понравился полет? Что будете пить?.. – А через минуту перешел к делу: – Как себя чувствует мистер Горячев? Когда он выйдет из больницы?

– Сэр, я не знаю, как решат русские врачи, но у нас его бы выписали через три дня. Я был у него сегодня утром – он уже в порядке.

– Вас пускают к нему каждый день?

– Да, мистер Президент.

– Кто-нибудь еще присутствует при ваших визитах к нему?

– Конечно, мистер Президент.

– Кто?

– Чаще всего – доктор Зинаида Талица, это его лечащий врач, мистер Президент.

– Можете не говорить мне каждый раз «мистер Президент», Майкл. Мне жаль, что нам пришлось вызвать вас из Москвы таким спешным и не очень комфортабельным образом. Но я оказался прав в своих предположениях: у нас есть только вот эти три дня на кое-какую работу, которую я хочу вам доверить. Можете ли вы остаться с Горячевым один на один?

Майкл изумленно посмотрел на Президента. Он что – с ума сошел?!

– Нет, – усмехнулся Президент. – Я не собираюсь просить вас убить Горячева! Скорее – наоборот. Я хочу, чтобы вы передали ему мое личное послание. Вот это. – И Президент протянул Майклу свой фирменный бланк с четким текстом. – Вы читаете по-русски или вам дать английский текст?

– Я читаю по-русски, сэр. Вы хотите, чтобы я прочел?

– Да…

PRESIDENT OF UNITED STATES OF AMERICA.

WHITE HOUSE, WASHINGTON D.S., USA.

16 августа 1990.

Господину Михаилу Сергеевичу ГОРЯЧЕВУ,

Генеральному секретарю ЦК КПСС,

Кремлевская больница, Москва, СССР.

Многоуважаемый Господин Горячев,

От имени американского народа и от себя лично выражаю Вам глубокое сочувствие в связи со случившимся на внеочередном съезде КПСС инцидентом и желаю Вам скорейшего и полного выздоровления.