Протянув дрожащие пальцы к фотографии, Эмма вдруг схватила ее, скомкала до величины небольшого шарика и зашвырнула в угол.

– Пошел ты! И все вы пошли куда подальше! И ты! И точная твоя копия – мой бывший ненаглядный – пускай тоже катится куда подальше! И вообще!.. Не нужны вы мне никто! Я великолепно справляюсь с ситуацией и одиночеством.

Она снова врала. Теперь уже не Маркову, а себе. Ему она сболтнула про билеты в театр, куда намеревалась будто бы идти с подругой. Себе лгала чуть серьезнее и масштабнее.

Она ни с чем не справилась, ни с чем! Ей было плохо одной, ей было плохо без него! Она понимала, что человек, которого она выставила за дверь, отвратительный, мерзкий, подлый, он…

Он и не человеком даже был вовсе, а огромным мыльным пузырем. От которого, когда тот лопнет, ничего, кроме мыльного плевка на асфальте или у кого-нибудь в душе, не остается. Как вот у нее, к примеру. У нее вся душа была покрыта мыльными плевками, оставленными Андреем, и они до сих пор болезненно зудели и беспокоили ее.

Сколько они прожили вместе? Чуть больше года, да. А точнее – год и четыре месяца. И все это время ничтожество по имени Андрей только и делало, что пыжилось, раздувалось, лоснилось и искрило на солнце радужными боками. Его бросало и кидало из стороны в сторону то одним, то другим воздушным потоком. Он метался, взлетал, перепрыгивал, а потом бац, небольшое препятствие и очередной мыльный плевок. Недели две затишья, и потом снова…

Эмма устала от него настолько, что однажды, наплевав на неизбежное одиночество, взяла и выставила Андрея за дверь.

– Ты чего? – растерянно моргал красавец, попавший в штанину только с третьей попытки. – Чего расшумелась? Нам же хорошо было вместе, чего ты?

– Вместе?! – возмутилась тогда она. – А мы были вместе?! Ты летал, метался, порхал, а я всего лишь была наблюдателем. Мне ты доставался лопнувшим, как…

Она замолчала, поняв, что Андрей ничего не понимает, он же не знал про ее тайную канцелярию.

– Чокнутая ты все же, Эмма, – подвел он черту под ее претензиями. – Сначала одно говоришь, потом другое. Попробуй угоди тебе!

– Что я говорю? – Она не могла вспомнить, в самом деле, когда он пытался угодить ей.

– То ты заявляешь, что не хочешь меня видеть, когда я в загуле. Потом тебе не нравится, что я не появлялся неделю. Я же для тебя старался, – все еще пытался оправдаться Андрей, натягивая на совершенный загорелый торс белую футболку. – Как тебе угодить, не пойму?!

– А без загулов нет, никак? Не пробовал без них пожить нормальной человеческой жизнью?

– Это какой же человеческой-то? Такой, какой ты живешь? – скривил красавец Андрюша рот, будто лимон сожрал только что. – Так то не жизнь, Эмма. То скука смертная.

– Жить нормально, по-твоему, скучно? А скитаться по кабакам в обществе сразу пяти «телогреек» – так Эмма называла его подруг по загулам, – это нормально?!

– Это весело! – И мерзавец взял и подмигнул ей, снова прямо на ее глазах раздуваясь огромным мыльным пузырем. – Это классно! Это адреналин! Я уйду, конечно, без вопросов, но потом не зови. Ни за что не вернусь, так и знай.

– Не позову, – пообещала Эмма.

В тот момент она и впрямь думала, что избавление от постоянных моральных пыток наступит как раз в тот момент, когда за Андреем закроется дверь. Ей и в голову не могло прийти, что ей будет без него так худо, что придется выть и грызть угол подушки, мокрой от слез.

Она думала, что все пройдет гладко, она со всем справится и при этом не понесет никаких потерь. Она ошиблась. Жестоко ошиблась. Гладко не прошло, было очень больно. Потерь будто бы не было, но не случилось и никаких приобретений. Она осталась одна.