Я поздоровался и назвался. Он, не поднимаясь, качнулся мне навстречу и сказал:

– Так. Алек-сандр Ни-ки-фо-ро-вич… – он тщательно проговаривал все буквы моего нестандартного отчества, казалось даже, он добавлял где-то в середине два-три лишних слога и любовался, как это славно получается. Наматывал мое имя-отчество, как ленточку серпантина, на палец. – Значит, Александр… Никифорович… Не слишком ли вы молоды для нас?

– А что? Вообще-то у меня диплом с отличием… – почему-то робко возразил я, как будто и в самом деле стремился во что бы то ни стало устроиться под его львиной лапой.

– Да? Ну, добро, добро… Здесь вот какая штука, Александр Никифорович… Вы где работаете?

– Я работаю следователем отделения милиции Кировского района, – ответил я, стараясь глядеть на него пристально, тем самым внушая уважение к своей кандидатуре. Он хмыкнул, запустил тяжелую лапу в жесткую гриву и поскреб там.

– Ну и как? – спросил он. – Всех переловил?

– Кого? – тупо спросил я, продолжая сверлить льва взглядом дрессировщика.

– Да, ну ладно… – спохватился он, – у нас, Александр Никифорович, видите ли, семь надомников в разных концах города, но это меня совершенно не устраивает. Нужен юрист, который бы выполнял работу за этих бездельников. Не скрываю, депо хлопотное. Возможно, где-то, в чем-то придется выполнять и функции снабженца. Предупреждаю: будут частые поездки в Москву. Очень частые. Очень. Скажем, вызываю я вас завтра и говорю: «Александр Никифорович, нужны трубы!», и вы летите за трубами. Потом вызываю послезавтра и говорю: «Александр Никифорович, нужен кабель!», и вы летите выбивать кабель.

– Понятно, – сказал я.

– Квартиры – предупреждаю сразу – не будет. А то вы все думаете, раз метро, так сразу и квартира.

– У меня есть площадь, – сказал я.

– Ну и прекрасно… – почему-то расстроено проговорил он, но вспомнил что-то и радостно встрепенулся: – Кабинета я вам не дам, взять неоткуда. Будете сидеть в комнате с четырьмя столами, каждый со своим норовом. А вскоре надеюсь выбить расширение штатов и тогда найду вам хорошего начальника.

– Спасибо, – сказал я.

Тут в дверь заглянул паренек, щуплый и утомленный, и лев обрадовался:

– Во! Это заместитель главного инженера Леонид Осипович. Знакомьтесь. Леонид Осипович введет вас в курс дела.

Леонид Осипович затравленно сунул мне вялую руку, как будто это была не рука, а некий неловкий конвертик, и попросил сигарету. Мы вышли покурить, и я спросил у него:

– Слушай, честно – работенка скандальная?

– Ужасно, – вздохнув, признался он. – Нервотрепка, предпусковой год. А сейчас кольцевую линию будем строить, каждый год станцию сдавать. Вот и считай, что этих предпусковых годков вперед лет на пятнадцать наберется… А ты загнешься, парень. Они ж воруют, гады! Воруют – только отвернись! – и добавил тоскливо: – У нас же мрамор, понял? На могилы.

– На какие могилы? – спросил я голосом, каким старался говорить на допросах.

– Ну, на памятники… Ужас, сколько тащат! И перепродают. – Он взглянул на часы, ахнул, ткнул окурок в пепельницу на столе секретарши и, не попрощавшись, выбежал.

А я вернулся в вольер ко льву.

Когда я вошел, он сидел, полуотвернувшись, и говорил секретарше:

– Никаких благ ему не обещайте, а то будет драть с нас, – обернулся и, поняв, что я слышал, изобразил участливое выражение лица, вследствие чего мясистые массы задвигались во всех направлениях – параллельных и противоположных.

– А, Александр Никифорович! Ну как, поговорили? – ласково спросил он, и глазки его зашныряли туда-сюда, соображая что-то свое. Но я не дал им ничего сообразить, потому что разозлился.