Кто-то мягкий и, несомненно, живой, виновный в моей панике, пискнул где-то рядом. Заметался по разрушенному хламу, царапая поверхности когтями.

Божечки, а если их там много? Целые полчища голодных крыс бродят вокруг меня, а я их даже не вижу в темноте?

Нет, нет, нет, мне явно не сюда. Надо выбираться… Вот только где эта дверь, через которую я попала сюда?

Тусклый красный свет делал все поверхности совершенно неразличимыми. Пока я вертелась, стоя на одном месте, краем глаза я замечала, как что-то сверкало то там, то тут.

Чьи-то глаза. Они следят за мной. Ааааа!

Вне себя от страха, я попятилась назад. И заорала еще громче прежнего, когда спиной уткнулась в кого-то высокого и тоже теплого.

— Отпустите меня!

— Да успокойтесь, проклятье! Как вы забрели сюда? — спросил Маккамон.

— Уберите фонарь, — прошептала я, закрывая глаза от яркого луча белого света.

Зубы выдавали чечетку из-за страха и холода.

Маккамон опустил руку, фонарь выхватил из тьмы деревяшки и сломанные рамы.

— Осторожно, — выстучала я зубами. — Тут кто-то есть.

— Конечно, есть! И вы их напугали.

— Да вы в своем уме?! У вас здесь склад какой-то ветоши и в ней уже завелись крысы! И вы печетесь об их состоянии?!

— Когда-то здесь действительно были крысы. Но сейчас их нет.

— А вот и есть! — Топнула я ногой. — Одна из них напала на меня!

Маккамон нагнулся, положил фонарь на выступ в какой-то деревянной конструкции, что-то подцепил руками и выпрямился.

— Да вот же крыса! У вас в руках! — заверещала я.

Зверек в руках Маккамона от моего крика задергался, как удав. Тельце было длинным, мордашка заостренная, а еще свисал длинный пушистый хвост.

Я присмирела и пригляделась.

— Это не крыса, верно? — сказала я, немного успокоившись.

— Совершенно верно, это хорек, — согласился Маккамон. — Они живут здесь как раз для того, чтобы здесь не было ни крыс, ни мышей.

— Хорьки едят мышей?

— Да. Они хищники.

Хорьку явно надоело висеть, он задергался, и Маккамон взял его в ладони обеих рук. Хорек тут же свернулся клубком и принялся облизывать художнику пальцы. Шубка зверька была светлой, как кофе с молоком. Нос — розовым, а круглые глазки-бусинки — черными.

— Он не кусается, — сказал Маккамон. — Можете погладить. Его зовут Микки.

Я аккуратно коснулась шубки зверька кончиками пальцев. Она не напоминала кошачью и была довольно жесткой на ощупь.

— В честь Микки Мауса?

Маккамон закатил глаза.

— В честь Микеланджело. И нет, не черепашки-ниндзя.

— Вы уж совсем за дуру меня не держите, мистер Маккамон.

Тут кто-то закудахтал возле моей ноги, и Микки дернулся. Я подпрыгнула на месте и схватилась за запястье художника.

— А это кто? — прошептала я.

— Тоже хорек, их тут двое. Чтобы им не было скучно.

— Хорьки… кудахчут?

— Да, они издают очень похожий звук.

Маккамон нагнулся и, не выпуская из рук Микки, подцепил второго зверька. Тот был темным, с белой маской вокруг глаз и окраской, напоминавшей енота.

— Как же вы назвали этого хорька?

— Лео.

— В честь ди Каприо, правда?

— Вы ведь шутите, Денни?

— Конечно, шучу. Это еще проще, чем Микеланджело.

Лео мигом вцепился зубами в холку Микки, за что тут же получил по морде задней лапой. Маккамон опустил зверьков на пол.

Выгнувшись дугой, зверьки стали скакать вокруг нас. Лапы скользили по полу. Скакали они полубоком и при этом действительно издавали потешные звуки, похожие на кудахтанье. Иногда один хватал другого, и тогда они кубарем катались по полу.

— Итак, у вас есть хорьки, — сказала я, с улыбкой глядя на зверьков.

Чтобы не потерять их из виду, я взяла фонарь и направила луч света на клубок из светлой и темной шубок.