– Бабушка!!

Я перевожу взгляд на водителя, потому что снова чувствую его тяжёлое внимание через зеркало. Раз уж мы остались одни, решаюсь поговорить.

– Зачем Вы рассказали Андрею про морскую свинку? – выпаливаю то, что меня беспокоит.

– Я не рассказывал, – отзывается он спокойно.

– Тогда как он узнал? 

– Не могу этого знать, Таисия Сергеевна.

– Где Захар? – почти выплёвываю второй вопрос. 

Отсутствие охранника меня тоже беспокоит. Вчера он защитил меня от Андрея, а сегодня не появился в нашем доме. Вдруг с ним что-то случилось?

– Этого я тоже не знаю, – вновь спокойно отвечает Иван.

Это бесполезно!

Мне никто ничего не говорит. А зачем? Марионеткам не следует засорять мозги ненужной информацией. Залог успешного и полного подчинения – неведение. Так?

Тяжело вздохнув, тоже выбираюсь из машины. Алиса уже забежала во двор небольшого, но уютного домика, и я слышу, как она хохочет. Иду на этот звук по мощёной дорожке сада. 

Все цветы здесь обрезаны, потому что на дворе октябрь. Хотя погода стоит на удивление солнечная. 

На крыльце дома вижу дочку. Она качается на широких качелях. Это что-то новенькое. Ещё две недели назад этих качелей здесь не было.

Свекровь стоит ко мне спиной, но я слышу, как она причитает, чтобы Алиса была осторожнее.

– Привет, – медленно преодолеваю три ступеньки крыльца. – Красивые качели.

Она оборачивается, встречая меня холодным взглядом. Не здоровается. 

Свекровь никогда со мной не здоровается. Кивок головы, надменно вскинутые брови, иногда ядовитая ухмылка – это всё, чего я удостаиваюсь. 

Ведь это я повинна в том, что её мальчик стал калекой на всю жизнь. Вот её правда. Другую она не воспринимает. А также искренне верит, что Алиса – её родная внучка. Даже вроде как любит девочку. Насколько вообще способно любить чёрствое сердце этой женщины.

Я привожу дочку сюда раз в две недели. Делаю это не потому, что Андрей этого хочет, а потому, что у Алисы нет других бабушек. Так же, как и дедушек. А здесь полный комплект. Свёкор у меня тоже имеется. Он, в отличие от своей жены, ко мне более благосклонен. 

– Качели… Мы поставили их для Алисы, – говорит Марта Захаровна бесцветным голосом и сухо интересуется: – Оставишь её и по делам поедешь?.. Или посидишь? 

– Посижу, – отвечаю ровным тоном. – Мы ненадолго. 

– Как и всегда, – тихо ворчит себе под нос. Подходит к Алисе и протягивает ей руку: – Пойдём в дом, милая. Я купила твои любимые конфеты. 

Дочка нехотя сползает с качелей и берётся за сухую ладонь Марты. 

– С орешками? – уточняет с улыбкой. 

– С орешками, – утвердительно кивает свекровь, и они заходят в дом.

Тяжело вздохнув, плетусь за ними. Нужно выдержать лишь час. Обычно дольше мы не засиживаемся. Ровно через час Марта перестаёт обращать внимание на внучку и поднимает тему увечий своего сына. 

Сначала в меня летят лишь мелкие камни в виде: «Ушла бы с ним в тот день – и он бы не пострадал». А потом булыжники покрупнее: «Твой хахаль избивал моего мальчика, а ты просто смотрела. А значит – тоже виновата!»

Однако сегодня я очень хочу избежать подобных разговоров, свидетелем которых приходится бывать Алисе. Хоть она и занимается в этот момент своими делами – рисует или играет в куклы... Да и свекровь, бросая эти бесконечные обвинения, шипит негромко... Но мне всегда кажется, что дочка всё слышит. И понимает. 

Сегодня нам нужно обсудить юбилей Андрея. До него осталось несколько дней, а мы так и не определились с подарком. Точнее, я так и не успела убедить свёкра и свекровь, что их презент в виде романтического путешествия во Францию только для нас двоих с мужем, мягко говоря, неуместен.