Негромкий стук привлек внимание Синдера к похоронным дрогам, у которых стоял Дипак, постукивая посохом по земле.

– Пора, – объявил он. – Сумерки. Самое благоприятное время, чтобы отправить возлюбленных наших в вечные объятия Девеша. Пусть Шокан и Сира станут проводниками на пути их.

Произнеся это, священник открыл книгу и начал бормотать слова, смутно знакомые Синдеру, но он не знал, на каком языке тот говорил.

– Шевасра, – прошептал Питч, стоявший слева от Синдера. Он держал зажженный факел – единственное светлое пятно на фоне стремительно угасающего дня. – Это святой язык, язык Шокана и Сиры, на нем говорили в их родных землях. Говорят, он возносит тело на небеса.

Шокан. Сира. Шевасра. Важные для жителей Ласточки слова, а Синдер понятия не имел, что они означают. Придется узнать гораздо больше, чем он изначально полагал.

– Дипак молится?

Питч кивнул.

– И он читает молитвы из своей книги?

Шеза, стоявшая справа от Синдера, фыркнула:

– Из «Страданий воина»? Нет. Священники заучили наизусть важные отрывки, но прочесть их могли только Шокан и Сира. Они написали ее. Книга написана на шевасра.

В Синдере проснулось любопытство, и он обнаружил, что его волнуют и другие вещи, помимо будущего и потерянной памяти.

Дипак закончил спустя несколько минут, тьма как раз одеялом накрыла деревню. Священник кивнул Питчу. Тот вышел вперед с зажженным факелом, приблизился к дрогам, на которых лежали их родители, и поджег хворост.

Синдер хотел помочь, но Шеза схватила его за руку.

– Только старший сын может поджигать погребальный костер. Стой и смотри.

Питч обогнул погребальный костер, поджигая хворост факелом, пока почти весь он не вспыхнул. Огонь почти сразу охватил дроги, и Шеза вручила Синдеру незажженный факел. В другой руке она держала еще один, и Синдер заметил, что такие были у каждого жителя деревни, включая детей.

– Зажги свою веху, – сказала Шеза, указывая на дроги.

Синдер подошел туда, куда она показала. К этому времени пламя уже горело ярко, взметаясь вверх и освещая лица всех жителей деревни. Жар явственно ощущался с тридцати метров или даже больше и простирался далее, то накатывая, то отступая, словно волны огненного океана.

Синдер остановился, когда Питч встал между ним и костром. Брат протянул свою веху, как выразилась Шеза, и Синдер тут же понял, что от него требовалось. Он зажег свой факел от факела Питча. Затем это сделала Шеза, а за ней – Симиал и Лок.

Остальные жители деревни последовали их примеру и зажгли свои факелы от факела Питча. Вскоре погребальный костер, который к этому времени успел разгореться еще жарче, окружало море охваченных пламенем факелов. При виде этой картины глаза Синдера расширились от изумления.

Это восхитительно.

Питч поднял свой факел высоко в небо и прокричал:

– Оникс Шейд. Инара Шейд! Никем не забыты! Вечно превозносимы!

Жители деревни повторили эти слова, тоже поднимая свои факелы, и, на взгляд Синдера, их голоса звучали ликующе. После чего обитатели Ласточки разошлись по домам, освещая себе путь пламенеющими факелами, которые держали в руках. Синдер наблюдал за тем, как жители деревни идут проторенными извилистыми тропами, и судил о том, далеко ли они ушли, по подпрыгивающим факелам. Несколько человек, однако, осталось, чтобы следить за костром.

Фантазиям пришел конец, когда Питч взял его за локоть и сказал:

– Пойдем. Нам есть что обсудить.

Судя по голосу и выражению лица брата, разговор Синдеру не понравится. И он догадывался, в чем причина. Пусть он и потерял память, рассудок никуда не делся. Нужно было определиться с будущим Синдера, поэтому Дипак шел сразу следом за ним. Судя по тому, как угрюмо поджал губы священник и нервно сцепила ладони Шеза, Синдер не будет в восторге от новостей.