В войсках ходила шутка, что якобы русский царь так отреагировал на доклады своих генералов об увеличении средств на разведку: «Нам не нужны шпионы. У нас есть газета “Таймс”».

Найджелу хотелось увидеть очередное грандиозное сражение, но город застилала дымка от многочисленных пожаров и не осевшей пыли от последней бомбардировки. Солнце словно встало на сторону защитников города, светило наступающим в глаза. Но купившие свои должности командиры английских полков[35] обучались быстро. Война не оставляла времени на лень. Охота за деньгами легко могла закончиться смертью. Создавшим свободный рынок подобная борьба за выживание оказалась привычнее и ближе, чем русский морализм и проповедничество.

Он направил подзорную трубу на новую дорогу, построенную турками. Из Балаклавы жирной черной змеей тянулись обозы в сторону далеких позиций. Увеличительное стекло выхватывало коричневые ранцы солдат, тощие крупы лошадей, похожие на лягушек осадные мортиры, телеги, груженные ядрами и бочонками с порохом. С бессильной обидой лейтенант наблюдал, как до тридцати запряженных лошадей по обочине нехотя тащили огромную осадную пушку. Он понимал, что от желания помочь им двигаться быстрее до реального воплощения – непреодолимое расстояние. Тешила лейтенанта одна хорошая мысль: сегодня русские в очередной раз получат за призывы к всепрощенчеству. Именно таким хитрым способом христиане влезли в доверие к римским императорам, а затем изнутри разрушили империю. Второй раз провернуть подобный сценарий не получится. Наблюдая за движущими войсками, предчувствовал скорое наступление. Оно должно быть внезапным и неожиданным для русских, привыкших к утренним боям. В этот раз штурм назначен на двенадцать, как раз в самый обед.

Вспомнился случай, когда первый раз Кингскот столкнулся с русским. То был пленный солдат, попросивший воды. Найджел дал отпить из фляжки бренди. Солдат поплелся дальше, бережно придерживая окровавленную раненую руку. Лейтенант еще не убивал людей и с интересом смотрел вслед пленному, походившему на гибрид животного с человеком. Отвращение росло настолько стремительно, что лейтенант, не справившись с враждебностью, выстрелил бедняге в спину.

Неожиданно взгляд привлек плавно парящий над низиной у кромки моря сокол. Он выискивал добычу. Вдруг, слегка зависнув над кустарником, камнем рухнул вниз. Так же быстро оттолкнулся от каменистой земли. Пошел вверх, в привычную воздушную среду, туда, где он полновластный хозяин, без конкуренции людей и страха за свою жизнь. В когтях сокол держал извивающегося мышонка. Найджел попытался сравнить действия хищника с человеком: «Сокол не может без земли, дающей пропитание, укрытие от бури и дождя. И человек не может без общества, где происходит жесткая борьба за блага и богатства, за красивых женщин. Урвав что-то ценное, он пытается уединиться, как эта птица, чтобы потом снова вернуться в кипящий котел общественной жизни».

Между тем людское море неспешно тянулось к осажденному городу. Движение началось с палаточных лагерей, расположенных под его высотой, в Балаклаве. В это время сокол, напуганный людьми, направился в спокойное место, где можно в одиночестве расправиться с добычей. Под ним волнообразно двигались людские потоки, поднимаемые неведомой для него силой. Так, пролетев с два десятка километров, хищник оказался возле батареи Дымова. Именно его и видел Николай утром, за три час до штурма Малахова кургана. Кавказский сокол так и бросит добычу. Не воспользуются взятием Малахова кургана и победители. После сдачи русскими южной части города особых успехов ни у той, ни у другой стороны не случится. Мир подпишут в январе 1856 года, но погибшие не станут укором живых из-за своей доблести! Всего погибло за 11 месяцев обороны 83 тысячи человек, у союзников 73 тысячи. Перевес сил в те дни был на стороне союзников: против шестидесятитысячной русской армии сражалось 115 тысяч. А к моменту первой высадки англо-французских войск на крымское побережье точно такой же перевес сил будет у русских. Даже цифры сходятся и угрожающе играют. Людей за числами способны видеть только сами люди. Именно они берегут в своих сердцах память о безвременно ушедших в иной мир. Памятники тому примером, а надписи говорят сами за себя. «Их разъединила победа, а объединила смерть. В этом слава солдат и судьба храбрецов» – такие слова высечены на кресте над братской могилой русских и французских солдат, погибших на Малаховом кургане.