Дворец спал. В коридорах и на лестницах Сельвина с Эльдой не встретили ни одного человека. Времена рыцарей и мушкетеров, охранявших покой своих государей, давно минули. Сейчас их с успехом заменяла чуткая автоматика, готовая в любой момент задержать или остановить преступника, а при необходимости вызвать живое подкрепление.

Но, сколь ни была умна система охраны, она и предположить не могла, что две почтенные особы, тайком пробравшиеся в банкетный зал, собираются устроить там (и не только!) невообразимый бардак и полнейший беспредел.

Трудно себе представить, что могут натворить две вдохновленные благородной яростью женщины в течение пятнадцати минут. Столы были исцарапаны, пол вымазан лаком для ногтей, портреты принца разрисованы губной помадой, праздничные полотнища изрезаны и изорваны на лоскутки, а подушечка для коленопреклонения вымазана долго не сохнущим клеем. И все это под надзором несчастной системы охраны. Будь у нее возможность менять размеры глаз-объективов, все линзы давно бы повываливались от ужаса и полопались от стыда за творимые высокородными особами бесчинства.

Но и этого Сельвине показалось мало.

Оглядев дело рук своих, принцесса сдула со лба прядь волос, уперла руки в бока – месть не казалась ей полной. Поразмыслив, она потащила Эльду за собой на кухню.

Тем временем система охраны, пребывая в явном ступоре от происходящего и судорожно гоняя по своим цепям килобайты противоречивой информации, пыталась сообразить, нужно ли включать сигнал тревоги или все же не стоит этого делать. С одной стороны на ее глазах происходил акт вредительства, но с другой в роли вредителей выступали принцесса и ее фрейлина. Задача казалась неразрешимой…

Между тем, девушки, войдя в раж, громили кухню. Заготовленные на завтрашний день основные блюда переворачивались, обильно посыпались солью и перцем. Тарелки со страшным грохотом рушились целыми стопками на пол, разлетаясь в разные стороны фейерверками осколков. Рыба в смятении ускользала с блюд под шкафы и плиты. Жареная дичь в ужасе шмыгала по углам и разлеталась. Любимый Королевский торт принца Корха был смят, раздавлен и изуродован. Шоколадный Корх в парадной мантии, ранее венчавший торт – немилосердно припечатан кулаком к столу и превращен в коричневую лепешку с торчавшей из нее приплюснутой головой с улыбкой до ушей…

Девушки визжали от удовольствия.

Система охраны не выдержала нагрузки и отключилась, но в дверях уже толпилась перепуганная спросонья челядь, заглядывая в кухню через головы друг друга и не решаясь войти внутрь. Все перешептывались, вертя головами.

– Что здесь происходит, Черный вас побери! – вклинился в толпу прибежавший на шум Корх. Он был в смешной короткой пижамке с котиками и в пушистых тапках. – Я спрашиваю, что здесь творится?

– Принцесса, кажись, того, – осторожно кто-то подал голос в толпе.

– Ну так держите ее, пока она не разнесла весь мой дворец! Великий Светлый, мой торт! – заметил наконец принц, в бессильной злобе ударяя себя по ляжкам кулаками. – Да хватайте же ее, болваны!

– Еще один шаг, и я расскажу всем причину происходящего, – обернулась на голос брата Сельвина. Она важно выставила одну ногу вперед и уперла левую руку в бок. Другой рукой принцесса аккуратно, величественным жестом пригладила волосы. – Я думаю, всем будет интересно послушать, не так ли, мой дорогой братец?

– Нет!!! Молчи! – не на шутку перепугался Корх, перегораживая широко раскинутыми в стороны руками проход уже готовой было ворваться в кухню толпе. – Она… Она не сошла с ума, просто у нее нервный срыв. Она очень любила нашего папу. Можешь продолжать, Сельвиночка.