«Точно, коммуняка», – подумала я, разглядывая все это.

– Присаживайся, – прервал мою зрительную экскурсию по достопримечательностям кабинета голос коменданта.

Я опустилась в предложенное мне кресло.

– Итак, что за просьба? – поинтересовался Владислав Александрович, заняв свое рабочее место.

Я еще удивилась, зачем он сам пошел открывать мне дверь, если мог просто сказать:

«Войдите!» – но я отогнала от себя эти ненужные мысли и приступила к изложению своей просьбы:

– Я понимаю, возможно, это несусветная наглость с моей стороны, но так сложились обстоятельства, что я вынуждена просить вас, если, конечно, у вас есть такая возможность, переселить меня в другую комнату.

Все, сказала. Остается только ждать окончательного вердикта.

– Значит наконец-то заметила, – улыбнулся он.

Я вскинула на него удивленные глаза.

– Не поняла?

– Наконец ты заметила, как Коваль всеми правдами и неправдами старается увести у тебя твоего Герасимова, – снисходительно пояснил он. – И, если я прав, именно сейчас, по возвращении из своего города, ты, наконец, застала этих двоих.

– Что вы имеете в виду? – отказывался понимать его мой мозг.

– А то и имею, девочка, что подруженька твоя и этот парнишка давно уже дурят твою голову и крутят шашни за твоей спиной.

Это было неприятно, но не смертельно. Я глубоко вздохнула.

– Этого следовало ожидать.

И совершенно не знаю почему, я начала изливать душу этому человеку. Рассказала ему про требование близости от Ильи, о словах Машки, что быть девственницей в моем возрасте это почему-то позор, о реакции своих родителей, когда я им об этом рассказала и попросила совета. Владислав Александрович слушал внимательно, не перебивал, терпеливо ждал во время пауз, когда я продолжу, а когда я закончила, просто встал и подошел к небольшому шкафчику, висевшему на стене.

– Комната пятьсот семнадцать, – спокойно сказал он и положил передо мной взятый оттуда ключ.

И именно в этот момент звенящая тишина в моей голове прекратилась. Я словно вышла из безэховой камеры Орфилдской лаборатории и все недуги, которые обуяли меня ранее: паническая атака, тошнота, озноб и даже слуховые галлюцинации – образующие в своей совокупности звенящую тишину, отступили. Я смогла вздохнуть полной грудью. А взглянув на грозного коменданта общежития никак не могла понять, почему абсолютное количество студентов считают этого добрейшего человека исчадьем ада.

– Спасибо, – глухо проговорила я и в этот самый момент почувствовала, как по моим щекам катятся слезы.

– А вот этого не надо, – укоризненно покачал головой комендант. – Этот парень точно не стоит твоих слез, а других поводов для сырости я вообще не вижу.

От его слов улыбка сама собой стала расползаться на моем лице. Горькая, сквозь слезы. Но улыбка.

– Так-то лучше, – улыбнулся он в ответ, и я заметила, как сильно от этой улыбки преобразилось его лицо, в уголках глаз собрались морщинки, а сами глаза блеснули.

Казалось, от этой улыбки он даже стал моложе.

– А теперь иди умойся и переезжай. Если понадобиться помощь с переносом вещей, скажи. Я организую.

И какой только негодяй сочинил байку про строгого коменданта? Владислав Александрович – сама доброта!

Не в силах вымолвить ни слова, я лишь кивнула, забрала ключ и ушла.

Илья не выполнил моей просьбы. Когда я вернулась, он сидел на моей кровати и видимо надеялся на продолжение разговора. Но в свете новых открывшихся сведений любые личные разговоры между нами были невозможны. К тому же, вернувшаяся из душа Машка явно не способствовала диалогу. Она липла к Илье, не стесняясь моего присутствия. Хотя и в мою сторону от нее никаких враждебных поползновений не поступало. Она вела себя, словно ничего не случилось. Будто мы все еще подруги, и с моим парнем она не спала. А я, глядя на них, понимала, что они будут вместе. Их впереди что-то ждет, и именно я здесь лишняя.