— Заткнись, — прорычал яростно, сжимая пальцы на руле так, что тот заскрипел.

— Послушай, мы можем договориться, — улыбнулась ему, как улыбаются психам. — Мы можем поговорить или…

— Заткнись! — повторил более грозно, а я вжалась в спинку сидения. С тоской обернулась на огни города, что стремительно исчезали позади.

Оставалась одна надежда на электрошокер, но достать его из сумочки пока не решалась. А может, и правда, трахнет да отпустит? Но даже на это надежды оставалось мало. Больно вид у него злючий. Неужели убить  решил? Но за что? За то, что я шефу пожаловаться обещала? Бред.

Он резко затормозил, так, что я впечаталась лицом в подголовник, больно ударилась носом, и тонкая струйка крови потекла на светлые джинсы. Рванула молнию сумочки, чтобы достать шокер, но не успела. Хлопнула его дверь и в тот же момент открылась с моей стороны. Схватив меня за волосы, вытащил наружу и, оттащив в сторону, швырнул на капот.

— Заур, не надо! Отпусти! Заур! — я где-то слышала, что психов нужно называть по имени, тогда они якобы в себя приходят, но, судя по тому, как он озверел, как исказилось его лицо, – совет так себе.

В свете фар что-то блеснуло. Я взвизгнула, разглядев в его руке пистолет. Обжигающе-ледяное дуло упёрлось в висок, и тело парализовало от всепоглощающего ужаса, что импульсами расползся по каждой клеточке.

— Неееет! Нееет! Не убивай! — завизжала, барахтаясь из последних сил, но он навалился на меня всем телом, прижимая к холодной поверхности. — Заур, пожалуйста! Не надо!

Мне показалось или… Или я ощутила у себя между ног его эрекцию? Будто он прижался ко мне стояком и больно давит им в промежность. Нет. Мне не показалось. Этот гребаный псих возбуждён!

— Слушай меня внимательно, шлюха долбаная! Завтра же ты увольняешься из клуба, и чтобы я больше тебя не видел! Ты поняла меня?! Смотри мне в глаза, шлюха! Смотри! — рявкнул в лицо, сжимая пальцами мои щеки до боли. — Если не уйдёшь из клуба, я вышибу тебе мозги! Поняла меня?! — дышит часто, рвано, глаза горят безумием и яростью.

— Д-д-да! Поняла! Я всё п-п-поняла! Отпусти! — заикаюсь, трясусь и даже дышать от страха не могу.

Он с силой содрал меня с капота, на мгновение зачем-то прижал к себе и, рыкнув, оскалился.

— В твоих интересах больше не попадаться мне на глаза, а то я, клянусь, раздеру тебя в клочья! — отшвырнув меня от себя прямо в снег, быстро сел в машину и, шлифанув колёсами, сорвался с места.

Я сжалась в комок, поджимая под себя ноги, закрыла лицо руками. Холодный снег обжигал ноги, обтянутые тонкими джинсами, но холода почти не чувствовала.

— Мамочка… Прости меня, мамочка… Я не хотела такой жизни… Не хотела, мам, — и закричала из последних сил, срывая голос. Закричала так, что закружилась голова, и стало больно в горле. А ответил только ветер, который, швырнув мне в лицо охапку снега, заставил замолчать.

Легла на спину, посмотрела в небо. Темно. И очень холодно. Я не чувствую, но знаю, что холодно. Начинается метель. Если сейчас закрою глаза, меня здесь просто заметёт. А Марианка? Как она будет одна? Нет… Нельзя засыпать. Нельзя. Нужно встать.

Конечности будто судорогой свело. Я закрыла глаза, сжала кулаки. Сейчас встану. Только немножко отдохну и встану. Почувствовала, как замедляется сердцебиение и становится тепло. Мне очень спокойно, и больше не хочется плакать… Но в следующее мгновение слышу вскрик дочери:

— Мамочка! Мамочка, вставай!

И рывком, со стоном от боли в окоченевшем теле поворачиваюсь набок, встаю на колени.

— Я иду, малыш. Мамочка идёт к тебе.