Остальные тоже увидели Дом и помчались под ливнем из последних сил.

Уже у ворот Майкл обернулся.

Молнии всё лупили в реку, но вдалеке, на горизонте, вдруг ударила молния наоборот, с земли в лиловые небеса, и еще одна, и еще.

А потом ворота раскрылись, впуская долгожданных гостей, и опасная гроза осталась в прошлом, ветер стих, ливень иссяк. Над Майклом светили родные звезды, складываясь в созвездия, и он сразу нашел Большую Медведицу, дружелюбно подмигнувшую с высоты.

– Что так долго? – проворчал охранник. – Шляетесь ночью незнамо где, честным людям поспать не даете!

– Извините, Олег Георгыч, – натянул покаянную личину Венька. В сочетании с его побитой рожей личина смотрелась как-то не очень.

– Нас на Круге задержало, тропы сбились, – пришел на выручку вежливый Влад, вытирая очки мягкой тряпочкой. Даже мокрый насквозь и в чужой футболке с призывом разрушать мир насилья, Влад был образцовым юношей, любовью всех бабушек в мире.

– Ну лады, – смягчился охранник. – Дуйте тогда на сугрев. В актовом зале перекантуетесь, после спустится кто из жильцов. Валяйте, Добрыня пропустит.

От охранника разило спиртовой настойкой, да так сильно, что Майкл закашлялся.

– Ну а что ты хотел? – хихикнул Веник. – Это ж Горыныч, огнедышащий змей!

Майкл оглянулся на сторожа. То ли пары алкоголя подействовали, то ли от усталости сбоило зрение, только он увидел в белесом тумане, как растроилась голова Горыныча, окруженная языками пламени. Венька втянул его по спине, чтобы не отставал от коллектива, Майкл моргнул, и все стало, как прежде: пожилой алкаш запирал ворота, изрыгая из пасти спиртной перегар.

– А Добрыня – это кто? Богатырь?

– Вообще-то он учитель физры, так что не обзывайся. Влепит двойку под конец года, прыгай тогда через козла до помутнения разума. Что дозволено Горынычу, знаешь ли… Физрук прозвище очень не любит.

– Почему? Хорошее прозвище!

– Так и Медведь – нормальное, да? Если не комплексовать.

Майкл не нашелся, что возразить.

Дом-на-сваях продолжал удивлять. Когда ехали мимо в машине, казалось, это просто нескладный дом, по периметру обнесенный оградой. А теперь они шли и шли от решетки, а парковая зона все не кончалась. Здесь были дорожки из шлифованной плитки, выложенной узорами. Здесь росли яблони и черемуха, клеились почками тополя. Белели в полумраке березки. Вдалеке журчал то ли фонтан, то ли подземный источник.

Дом в искривленном пространстве казался маленьким и далеким. Игрушечной постройкой из конструктора лего, собранной неумелым ребенком.

– Ох, сегодня расстояния крутит, – вздохнул Влад, надевая очки. – Лучше на великах ехать, парни. Километра два нарастили, дотянули Дом почти до бетонки!

Они оседлали стальных коней, как патетично назвал велики Петька, крутанули педали раз, другой, и внезапно оказались у самого Дома, рядом со стальными опорами.

– Ну, Кунсткамера, елки-палки! – не удержался Майкл.

Венька посмотрел с интересом:

– Как назвал? А мне нравится, пацаны! Классное словцо: Кунсткамера!

– А, тебе чем чуднее, тем круче, – почему-то обиделся Фан. – Дом – он живой, он ласку любит. Посмотрите, какой красавец!

– Да ладно, хорошее назвище, Фан. Кунсткамера, – Влад причмокнул, будто пробовал словечко на вкус. – Интересный ты зверь, Михей. Видишь, как надо, буквой владеешь! Посмотрим, как тебя примет Дом.

– Сколько вас ждать, добры молодцы? – гаркнули откуда-то из-под дома.

– Расстояния глючат, дядь-Никит!

В центральной свае загорелся свет, и она обернулась вдруг лифтом, широким, зеркальным, совершенно безлюдным. Они поместились в нем запросто, все пятеро вместе с велосипедами, и еще куча места осталась, хоть дивизию заводи.