– Замолчите, – прошептала Жанна, сжимая мою ладонь. – А то быть беде. Он нашлет на вас Гранулу.

– А что это такое? Его любимая собака-поводырь?

– Это – смерть.

– Пусть лучше он засунет эту Гранулу в свою жопень. Пойдемте отсюда, Жанночка. Надоела вся эта ахинея.

Неожиданно легко медсестра согласилась. Мы выскользнули за дверь, оставив за спиной монковское бормотанье.

– Над вами предстоит еще много работать, – сказала Жанна, прищуриваясь на ярком солнце и оглядывая меня, как арабского скакуна: стоит ли покупать? Или сначала объездить?

– А вы заходите как-нибудь вечерком, – ответил я. – Тогда и поработаем на славу.

– И приду! – с вызовом сказала она. – А теперь мне пора к доктору.

Я поглядел ей вслед, оценив стройные ножки, и усмехнулся.

Поужинал я вместе с тетушкой Краб, но перед тем установил в своем доме кое-какие ловушки для назойливых и незваных гостей. Для этого я распаковал один из своих чемоданов и достал «маленькие хитрости», которые, в общем-то, держал для друзей, чтобы нам было веселее проводить время. Но обстоятельства требовали, чтобы я использовал «хитрости» сейчас.

В коридоре, возле каждой из комнат, я установил на полу крошечные хлопушки, которые с треском взрывались, если на них наступить ногой. В своей комнате, под карнизом, поместил видеорегистратор. Здесь же, на кровать, я положил диктофон, включающийся на звук или голос, прикрыв его сверху старой газетой. В подвале на обеих лестницах я натянул лески возле верхних ступеней, и тот, кто надумал бы спуститься сюда, непременно загремел бы вниз. Чердак я также оборудовал соответствующим образом: здесь я разбросал тонкую металлическую проволоку-петлю. Ступивший в нее человек так запутывался, что уже не мог освободиться без посторонней помощи. Она схватывала и стягивала его ноги и руки намертво.

Но самый главный сюрприз поджидал пришельца в зале. Тут я усадил за стол надутую в человеческий рост резиновую японскую куклу, которая изредка поворачивала голову и реагировала на посторонние шорохи. При этом включался вмонтированный в нее диктофон, и она произносила зловещую фразу: «Крови хочу, крови! Наконец-то ты явился – иди ко мне!..» А вслед за этим раздавался леденящий душу хохот. Голова куклы, надо добавить, ужасала трупным оскалом. Для вящей убедительности я натянул на нее свой свитер, а на темечко нахлобучил найденную здесь же шляпу…

За ужином моя верная помощница удивила меня еще одной новостью: ей удалось выяснить у пасечника Матвея, разводившего пчел на южной окраине поселка, любопытную деталь. За день до исчезновения к нему заходил за медом мой дед и вполне серьезно сказал, что чувствует, будто скоро умрет. Буквально его слова звучали так: «Жить мне осталось дня три-четыре…»

Что это было: ворчливая старческая болтовня или действительно ощущение надвигающейся смерти? Или он просто был уверен, что его убьют? И ошибся всего на сутки? Как бы то ни было, но его прогнозы сбылись. Но почему же он не принял никаких мер, чтобы обезопасить себя? Может быть, знал, что это бесполезно?

– А не знаете ли вы, что за черноволосая красавица живет у Намцевича? Валерией ее зовут, – поинтересовался я.

– Да мы и сами в поселке гадаем: жена не жена, может, полюбовница? А то и сестра. Или дочка. Шут ее знает. Надо бы с учителем поговорить, он у них в доме частый гость. А что, понравилась?

– Есть немного.

– Ты, я гляжу, в деда пошел. Такой же бабник.

– А он что же, приволочиться любил?

– Так все мужики – кобели окаянные. И он туда же, седина в бороду, а бес в ребро.