– Хотите сказать, привязанность нельзя наколдовать каким-то зельем? Вызвать… намеренно?

– Девочка юная. Девочка не знает: если мужчина хочет, чтобы его полюбили, он своей цели достигнет без магии, – тон Нэмике становится снисходительным, а улыбка на губах – до жути понимающей. – Девочка пришла за ответами, и Нэмике отвечает: магии подвластно только тело. Но ворожа над телом, можно достать до сердца… Девочке не нужно пояснять, каким путём. У девочки внутри маленькая жизнь.

Я вздрагиваю, горбясь на своём пеньке всё сильнее, будто старуха тут вовсе не Нэмике. Интуитивное желание сжаться в комок и отвратительная, пробирающая до костей уязвимость для внешнего мира. Как лежать с распоротым животом и ждать смерти без шансов на спасение. Уже когда пару дней назад начали неметь пальцы на ногах, я поняла, что надежды нет.

– Нэмике… а вы можете мне с этим помочь? – глухо прошу я, стыдясь поднять на неё взгляд и увидеть истинно женский укор. – Вы же знаете, что мне его не выносить. Я мертва, а он – нет. Вторую седьмицу я практически ничего не ем, и он так не сможет… – на миг срываюсь, глаза отвратительно печёт, и я жмурюсь, чтобы выдавить из них мутную пелену. – Пока он не умер внутри меня, я должна от него избавиться сама. Так будет лучше.

– Теперь девочка просит средство, за которым к Нэмике приходят уличные кхорры и пустоголовые крестьянки? – откровенно насмехается она, извлекая из карманов балахона маленький обрывок желтоватого пергамента.

Но это не то, что я думаю – довольно шустро размяв в кулаке несколько сухих листьев с пояса, она ссыпает труху в бумагу, сворачивает трубочкой и подносит к костру, зажигая на кончике пламя. С интересом слежу за ней, пока она смачно затягивается дымом, и в лачуге разносится приятный мятный запах, хорошо избавляющий от тошноты. Молчу, потому что самой не хочется признаваться в том, как низко я пала. Но это куда милосерднее медленной смерти в гнилой мёртвой утробе отцеубийцы.

– Если бы Нэмике была матерью девочки… ох, если бы только! – неожиданно зло цокает она языком, вновь прикладываясь к самокрутке. – То Нэмике бы сейчас ударила девочку палкой по спине, так больно ударила бы! Малышка Эббет любила нерождённую девочку настолько, что отдала ей свою жизнь, не задумываясь! А девочка теперь готова убить то истинное чудо, что в ней зародилось вопреки всем заветам природы, даже не попытавшись его сохранить! О, как бы была разочарована малышка Эббет…

– Вы не понимаете – я не могу любить… это. Его отец меня предал, использовал как оружие, заставил умертвить собственного…

– А как легко девочка перекладывает вину на чужие плечи! Вот, зачем девочка пришла сегодня через ночь и опасности леса – чтобы Нэмике ей сказала: «да, девочка хорошая, девочку просто околдовали, сама она не виновата ни в чём»? – Нэмике ехидно ухмыляется и решительно размахивает самокруткой. – Так вот нет, девочка. За свои поступки надо отвечать. Девочка сама дала согласие на брак, сама порезала руки перед ликом Сантарры, сама возлегла с магом и сама взяла меч, убивший короля. А теперь сама даст жизнь созданию, что внутри неё. Девочка должна понимать, как важен этот ребёнок. Он – то, к чему стремилась малышка Эббет. Союзу магов и людей.

– И я теперь должна сдохнуть, но родить существо, которое ненавижу? – вырывается у меня шипение, заставляющее Нэмике вновь крепко затянуться травянистым зелёным дымом.

– Девочка ненавидит не его. Он ни в чём не виноват. И он очень сильно хочет жить, Нэмике слышит, как бьётся его слабое крохотное сердце, и как оно просит у матери тепла.