Нэтлиан занимает последний стул, а за моей спиной слышно неловкое шебуршание Лэн, которая вряд ли рада необходимости сопровождать меня на подобные сборища. В зале жарковато – это я понимаю по тому, как тяжело пыхтит Белларский и как покрывается испариной ленегат, ведь мне самой даже не тепло несмотря на бархатное платье с длинными рукавами. Тереблю пальцами веер, нужный совсем не для прохлады. Волнуюсь так, что подрагивают плечи, а корона давит как огромный булыжник.

Наконец, к каменной трибуне вальяжной походкой идёт Итан Данг. Худощавая фигура тонет в широкой форменной тёмно-алой мантии, сразу роднящей его с подчинёнными-бирритами, хранителями закона и порядка во всех городах страны. Не могу отделаться от плохой мысли, что основные роли отведены хмуро восседающему на лавке кассиопию и ему, и он вполне может решить рассчитаться с Анваром за былое унижение по-своему. Что ж, остаётся надеяться, что даже чересчур молодой азис понимает: одна короткая месть закончится войной, а никакой человек или маг не стоит столь кровавой цены.

В том числе и тот, без кого умрёт дитя в моей утробе.

Болотные духи. Зачем я признаю его ребёнком сейчас? Когда поздно отступать? Когда уже поднимает руку Данг, призывая народ к тишине, и когда все присутствующие склоняют головы в почтении к богине. Осознание вплавляется под рёбра так ненужно и напрасно: это просто ребёнок. Мой ребёнок, который хочет, чтобы мама его любила. Так, как никогда не любили меня саму… Опасная дорожка. От этих мыслей до привязанности один шаг, а зачем привязываться к тому, кто обречён никогда не родиться? Непроизвольно кладу ладонь на живот, будто так его получится согреть и защитить.

– Тишина! – громко требует азис, вскидывая и вторую руку, на что собравшийся люд всё же понемногу приглушает голоса. – Прошу всех занять свои места! Начинается заседание по вопросу причастности графа Анвара Эгертона к безвременной кончине Его Величества Казера Воскрешённого. Приведите обвиняемого!

Только что притихший народ вновь накрывают возмущённые шепотки. Зрители привстают с лавок, чтобы лучше разглядеть, как в зал ведут под руки Анвара: его шаги я моментально распознаю через бряцанье цепей, сковывающих запястья и лодыжки. Едва он появляется в поле моего зрения, сильнее стискиваю рукоять веера, с тревогой осматривая вышедшую на свет фигуру. Ему натянули свежую холщовую рубаху и штаны, умыли. Однако даже с высоты заметно, что никуда не делись кровяные следы под железным кольцом на шее и синяки под глазами, а ещё никто не выдал ему обувь – кандалы на ногах явно натирают чёрную кожу не меньше. Он словно… обнажён, и тошнить начинает сильнее, а на кончиках пальцев застывает глупый порыв прикрыть его от сотен злых обличающих взглядов.

Анвара грубо подталкивают к креслу, и он садится, ни единым движением не выдав беспокойства, когда цепи на руках и ногах прикрепляют к подлокотникам и ножкам. Не дыша смотрю на всё сбоку и улавливаю, когда он слегка поворачивает голову, находя меня. Судорожно сглатываю, пытаюсь прочесть хоть какую-то эмоцию на его лице, но безуспешно. Он будто скучает. И только на почти неуловимое мгновение уголок узких губ дёргается, как в попытке усмехнуться.

Не веришь в серьёзность происходящего? Что ж, а придётся поверить. Я заставлю молить о снисхождении.

– Назовите себя, – беспристрастно требует Данг, когда с закреплением подсудимого на месте покончено, и бирриты вновь встают полукругом ожидания.

– Граф Анвар Эгертон, старший наследник герцога Седрика Иглейского, управителя Манчтурии, – ровным, невозмутимым тоном отвечает Анвар, теперь смотря уже лишь на азиса.