На Революционной, когда до Города оставалось рукой подать, меня ожидал очередной сюрприз. Над Петербургом завис переливающийся купол. Новая стена, отличающаяся от прежней толщиной и многослойностью заклинаний. Теперь я это чувствовал совершенно точно.

Прошлая система защиты походила на бронежилет полицейского, тогда как новая скорее напоминала танковую броню. А еще… еще в округе также началась заваруха.

Помимо магов, которые оставались на посту в Городе, мы увидели подернутые сажей дома, убитых военных-застенцев и многочисленных туристов, которые на свою беду решили посмотреть на возвращение Императора. Только теперь, с невероятным запозданием, над Самарой зазвучал грозный ревун, возвещающий об опасности. А кавалькада карет уже достигла Города.

На краткий миг Стена расступилась, принимая обратно своих граждан, а когда все маги, включая постовых, оказались внутри, сошлась снова. И мы остановились.

Кто-то тут же помог раненому спуститься, и его проворно куда-то увели. Император и свита неторопливо выходили из карет, с благодушными лицами, улыбаясь, о чем-то переговариваясь. Они перебрасывались хвастливыми фразами о собственном вкладе в успех предприятия, словно речь шла о готовке шашлыка. Словно все случившееся было в порядке вещей.

И теперь, когда первый и основной шок прошел, меня затрясло. Заколотило так, будто поднялась температура. Колени подкосились, и я рухнул на землю, как если бы неожиданно разучился ходить.

– Ты в порядке? – склонился надо мной Максутов.

– Нет, – честно признался я. – Как после всего этого можно быть в порядке?

– Поднимайся, – протянул мне руку князь. – И пойдем. Думаю, ты хочешь немного поговорить.

Все, что я сейчас хотел – провалиться сквозь землю. Лишь бы не видеть эти довольные физиономии. Однако единственный вариант сделать это был в том, чтобы уехать отсюда с Максутовым.

– Господин штабс-капитан, – поверх голов обратился к кому-то князь. – Я забираю Ирмер-Куликова. Он мне нужен.

– Да, конечно, Ваше Превосходительство, – узнал я голос Рохтиева.

И отметил для себя кое-что. В иерархии подчинения Конвоя добавилась еще одна переменная – Максутов. Значит, что-то изменилось в положении моего покровителя за последнее время.

На набережной было немноголюдно, как и в любое утро. Мы молча шли под непроглядной пеленой хмурого неба. Я лишь с удивлением отметил, что здесь нет ни ветра, ни моросящего дождя. И понял, в чем дело. Стена не пропускала даже этого. Одна мысль о щите вновь повергла меня в уныние.

Максутов поймал экипаж и назвал адрес. Какой-то знакомый, но при этом не мой. Добавив извозчику: «Не гони, мы не торопимся». Следом соорудил какую-то незнакомую мне форму заклинания, отчего уши заложило, словно я нырнул под воду. Ага, видимо, чтобы нас никто не услышал.

– Я понимаю, что ты чувствуешь, – сказал он, стараясь не смотреть в глаза.

– Понимаете?

– Когда мне было чуть больше двадцати, я участвовал в подавлении мятежа в Польше. Помимо виновных тогда погибло очень много простых людей. И тогда мне тоже казалось, что все это… неправильно.

– А теперь так не кажется?

– Теперь я вижу все по-другому. Это было, скорее, неизбежно. Понимаешь, управление страной всегда подразумевает совершение неких непопулярных деяний. Непопулярных на первый взгляд. Со временем человеческие жертвы уходят в разряд цифр, а само событие лишь становится короткой строкой в исторических учебниках. Наверное, это звучит несколько жестоко…

Максутов достал свою вишневую сигарету, покрутил ее, но прикуривать не стал.

– Я просто не понимаю зачем? – задал я вопрос, мучивший меня все это время.