Очередной спор? Игра в гляделки. Тогда поглядим, кто кого. Вздохнула. Секунда, еще одна. Эх…

Когда я уже была готова сдаться, он вдруг повернулся к остальным. У Галочки от неожиданности даже очки чуть не слетели с переносицы. Но запотели уж точно. От испуганного «ой», произнесенного одними ее губами. Отвернулась и склонилась над тетрадью.

Других тоже не пришлось уговаривать. Ребята, смущенные его строгим и серьезным взглядом, возвращались к своим делам. Наташа фыркнула что-то нечленораздельное. Я, уже привыкшая к ее языку жестов и звуков, расшифровала это как осуждение внешнего вида новенького. И правильно, лучше бы науку грыз, чем татухами кожу портить.

– Передаем свои работы, – напомнила Серафима, – и будем возвращаться к теме лекции.

Все закопошились, зашелестели листочками. Танька получила по плечу от Дианы за то, что никак не могла оторваться от созерцания такого странного союза, как обсуждаемый всеми новенький и местная девочка-невидимка. Когда она все-таки развернулась, среди ее подружек побежал благоговейный шепоток:

– К ней… к ней сел…

Ох, да, похоже, нужно было признать – разукрашка в живую понравился всем еще больше. Вот гад. И то, что я внезапно испытала, осознав это, обеспокоило меня не меньше, чем факт того, что этот тип уже сидел, прижавшись ко мне плечом.

– Хватит меня трогать, – прошипела я, отодвигаясь.

– Да, кладите листочки на мой стол. Итак… – Все. Серафима опять понеслась по волнам знаний.

Мои пальцы сами обхватили ручку, готовые конспектировать. Не стану обращать никакого внимания на его присутствие. Нет. Не-е-ет.

– Скучала, значит, – сказал тихим шепотом, заставив дернуться от щекотки.

Ужасно захотелось вмазать ему. Прямо сейчас. Прямо при всех. Аж зубы свело.

– Что? – Отодвинулась еще немного.

Его рука скользнула к моей тетради. Отодвинув гелиевые ручки, он указал прямо на клюв большой птицы, расправившей крылья. Постучал по ней и улыбнулся. Затем задрал подбородок повыше, указывая на рисунок на своей шее, и подмигнул мне.

Вот блин! Надо же было так опростоволоситься! Кто ж знал, что он придет и увидит. Я вырвала свою тетрадь из его рук и резко захлопнула. Будто таким способом можно было заставить забыть о том, что он только что видел.

– Вот видишь, – наваливаясь спиной на спинку стула, прошептал он, – скучала. И еще как!

– Вот еще. – Отвернулась, делая вид, что слушаю преподавателя. На самом деле просто вспоминала, как нужно дышать. Вдох – выдох. Вдох – выдох. Только бы не лопнули мозги от усердия.

– Скуча-алаа, – напевая шепотом себе под нос, продолжил новенький-татуировенький.

Достал какой-то огрызок, когда-то бывший карандашом, тонкую ручку в металлическом корпусе и новенькую тетрадку. Нарядную, едва ли не в золотой обложке. Наверняка стащил у папашки-олигарха. Очередной мажорище на мою голову!

– Ты что заладил? Так и будешь, как попугай, мне это весь день повторять? – прорычала я сквозь зубы, даже не глядя в его сторону.

– Мне нравится, как ты бесишься, – делая вид, что внимательно слушает Серафиму, усмехнулся он. – Это я еще в автобусе заметил. Твои глаза. Безумные огоньки в них, которые появляются, когда ты на меня смотришь…

– Слушай, – обернулась я, – а у тебя щека не болит?

– Нет. – Он растерянно пожал плечами. – А должна?

– Будешь много говорить, – прошептала, отворачиваясь, – получишь еще одну затрещину.

– Ааа. – Потер скулу с левой стороны. – Вот ты о чем…

– Именно.

– Ну, – парень мечтательно задумался, – мне понравилось, какой ты можешь быть… резкой и грубой. Столько экспрессии в такой маленькой девчушке.