– Да ложись ты спать! – Буркнул Ермолаев красноармейцу и стал застегивать ворот гимнастерки. И, не успев дойти пальцами до верхней пуговицы, услышал за своей спиною заливистый храп – то парень уже торопился наверстать упущенное нынешней ночью.

– Зовет, так придем!

Пахом надел на себя меховую безрукавку, затем шинель, туго перепоясался ремнем с тяжелой кобурой нагана и проверил, как выходит остро заточенный клинок из ножен.

Это он делал каждый раз перед тем как нацепить шашку – насмерть вбили в память въедливые гусарские унтера на первом году четырехлетней службы, которая должна была закончиться у него аккурат в августе 1914 года. И он тогда мечтал, как вернется в свою деревню в красивой форме и все девки наперебой станут на него заглядываться.

– Не судьба…

Печально усмехнулся Ермолаев своим воспоминаниям. Вместо дома оказался молодой ефрейтор на долгой трехлетней войне с германцами, в которой его ранили дважды шрапнелью. А также отравили раз боевыми газами, и пулей в ногу свои же угодили.

Все было на той войне, двумя Георгиевскими крестами с медалью наградили даже, вот только не за лихие конные атаки, которые он раньше представлял. Пулемет заставил кавалерию спешиться, загнал ее в окопы, что быстро опутались колючей проволокой в несколько рядов.

Тяжелые «чемоданы», которыми русских щедро потчевала германская артиллерия, наводили на солдат такую тоску, что была особенно страшной в долгом и томительном окопном сидении.

За что солдатики кровь три года проливали?! Чтобы буржуи продолжали сладко есть и пить?!

В семнадцатом году прорвало – армия и народ на дыбки дружно поднялись, показали свою силу. Пахом с удовольствием вспоминал, как насадил на штык костлявого ротмистра, бывшего гвардейца, изгнанного за какие-то темные дела из полка. Тот был гневлив безмерно, всячески оскорбляя гусар, и тяжел на руку.

Вот и отлились кошке мышкины слезки!

Зато какими шелковыми враз офицерье с генералами стали, глазки как у них забегали, искательно. Зато потом они от страха потихоньку опомнились и за Корниловым пошли – сам Ермолаев тогда на Кубани еле ноги от белых «добровольцев» унес…

– Никшни, Родя!

Подъесаул шепотом отдал команду и притих, изображая из себя беспамятное тело. Но внутри Александра просто трясло от еле-еле сдерживаемого бешенства. Он многое повидал в своей бурной жизни, даже судимость, ныне погашенную, имел за хулиганство, хотя и условную, в «обезьяннике» трое суток парился, что было, то было!

Но такое?!

Даже знающие «братки», с которыми он в свою бытность разговаривал, о таком беспределе гомосеков, обряженных в форму красноармейцев, даже не заикались. Вообще до сегодняшнего дня Пасюк никогда не слышал, чтобы «голубые» вот да таких «ролевых игр» додумались…

Дверь открылась со скрипом, и в узилище зашли двое – Александр хорошо видел вошедших через ресницы: испытанный прием всех женщин, которым и в его положении сейчас не грех воспользоваться.

Оба были в длиннополых шинелях с поперечными красными «разговорами», в солдатских куцых папахах, а не в тех «лохматках», что носили они с Родионом. И вооружены столь же «древним» оружием, согласно принятым на себя ролям – у одного висел кривой кинжал бебут на поясном ремне, у второго винтовка, обычная драгунская, немного укороченная «мосинка» с примкнутым граненым штыком.

«Заигрались, сукины дети, все так натурально!»

Мысленно восхитился Александр, прекрасно осознавая, что в нынешних оружейных магазинах можно купить любую нерабочую модель. Он сам ППШ по случаю приобрел – совсем как настоящий, вот только ствол у него сплошняком залит, да бойка нет, без надобности.