Эти люди сформулировали все предельно ясно: она добывает оригиналы документов права собственности на ранчо, а они прощают долг ее отцу. Все максимально прозрачно и просто, кроме того, как это сделать. В итоге ей лишь сказали адрес, имя - Марк Соммерс, и намекнули, что только ей самой решать, каким именно способом добьется того, что им нужно: убъет, переспит или еще как. Собственно, этим людям было на это абсолютно наплевать. Важны были только документы, а не она.

Эмили вспоминала , как еще позавчера жила наивной дурочкой и не представляла, что с ней может случиться подобное. Оказывается, как только она уехала от отца в колледж, тот опять сел играть на деньги.

«Даже думать о том, что нечем будет платить за учебу через год не хочется!» – злясь на отца, думала Эмили. – «Но бросить его я тоже не могу!» – со слезами думала девушка, теперь понимая, что тем людям, которым отец задолжал, ничего не стоит убить его просто в показательных целях.- «Папочка, как ты мог?! Как ты мог опять начать играть, уже зная, как много мы потеряли по этой причине десять лет назад!» - задавалась она вопросом.

И девушка пока шла пешком до ранчо, вспомнила, как уже будучи подростком, наблюдала истерики матери, мучительное бормотание отца, который клялся завязать. Мама его прощала, а он, продержавшись месяц или два, опять принимался за игру. Вроде бы ничего страшного не было, думала она тогда, но когда пришли люди и просто выгнали их из их же дома, дав прихватить только самое необходимое, Эмили поняла, что отец болен. А это все - следствие его болезни.

«А самое обидное, что он до конца так и не признавался сам себе в игромании!» – злилась она.

Эмили до сих пор с горечью вспоминала их шикарный особняк в престижном районе Лос-Анджелеса, где прошло ее детство и часть отрочества. И то убогое жилище, которое они могли позволить себе после.

«Папа, папа!» – вздохнула она.

А потом случилась трагедия. Ее мама, привыкшая к шикарной жизни, к светскому обществу и потерявшая все это в один миг по нелепой, как та считала, случайности, впала в глубокую депрессию. И в период очередного приступа покончила с собой. Просто выпила таблеток, написала мужу смс, что отец уничтожил ее своей игрой, а бороться с его зависимостью она больше не в силах. И просто уснула, без изысков и истерик, только вот забыв попрощаться с дочерью.

После этого у отца при мысли об игре сводило руки, дав им шанс. И жизнь кое-как наладилась, когда он не мог и не хотел больше играть, а все время посвятил единственной дочери, раскаиваясь и чувствуя беспредельную вину перед ней.

«Но что сейчас?» – не переставала задаваться себе вопросом Эмили. – «Почему после стольких лет он вновь сел за игру и мне ничего не сказал? Почему вообще это сделал?!»

Полная этими горькими мыслями, с дрожащими от волнения ногами и холодными руками, девушка и подошла к ранчо этого некоего Марка Соммерса. На улице уже была глубокая ночь, но даже очертания дома очаровали ее. Где–то фыркали лошади и ходили в загонах быки.

«И что мне теперь делать?» – судорожно думала она. – «Актриса из меня никакая!»

Затем попыталась найти выход. Поразмыслив, Эмили намеренно испачкала одежду, растрепала волосы, и постаралась расстроить себя до слез.

«А особенно и стараться не надо», – подумала она, вспоминая события последних дней и свою жизнь еще пару дней назад, до того как узнала об отце. – «Они просто накинули мне мешок на голову и приволокли к боссу!»

И слезы все пуще потекли из глаз от воспоминаний. А потом, когда сняли мешок и не развязав рук, вывалили на нее всю горькую правду, включая условия сделки, да еще намекнув на второй вариант выплаты долга в нелегальном публичном доме.