– В одиннадцать, – ответила она.

– Почему так рано?

– А мы не привыкли долго спать по утрам, как некоторые. Да ты уж и забыл все! – Выдохнула Аня. Наверняка еще и покачала головой, думая, какой я непутевый отец.

– Да помню я. Все сделаю! – сказал и отрубил связь.

У меня внезапно появились срочные дела. Срочнее всяких там эпидемий.

Я вскочил на ноги, которые сразу же свело судорогой после вчерашних пробежек. А еще сильно болела лодыжка – кажется, буду хромать теперь.

«А еще – в меня стреляли!» – Вдруг вспомнил я, но почему-то даже не ужаснулся.

«Да, стреляли. Но сейчас – девочки важнее!»

«Если бы ты их любил, то не развелся бы», – поправила совесть. Мне пришлось заткнуть ее в самый дальний отсек мозга, чтобы не вякала. Не время сейчас теребить старые раны. Тем более, я чувствовал – вся боль, в том числе и от проступков прошлого, еще впереди.

И не ошибся…

***

Я успел вовремя. Часы показывали всего «11-03», когда я позвонил в до боли знакомую дверь. Наша бывшая квартира на улице Сурикова, где мы прожили все эти годы. И жили бы дальше, если бы кто-то не был мудаком.

Нет, не мудаком – заразой! Человеком, который отравляет не только свою, но и жизни окружающих тоже.

В глубине души я это осознавал, но просто не мог поступать по-другому. Не мог остановиться. Это еще хорошо, что я сейчас завязке, не пью. Ане бы, конечно, понравилось, что развод так на меня повлиял – типа только разошлись, не прошло и года, а я уже трезв как стеклышко.

Не сказать, что совсем в здравом уме, но, по крайней мере, не пьяный. И то хорошо.

– Привет! – улыбнулся я бывшей жене. Она была все также обворожительна. Голубые глаза с поволокой, в которых я моментально утонул. И не показывался на поверхности до тех пор, пока Аня не отвела взгляд.

– Проходи! – сказала она вместо приветствия. – Девочки уже начали резать пирог. Не могли тебя дождаться

– Да я вроде вовремя, – опять улыбнулся, но снова наткнулся на глухую стену. Взгляд скользнул по шраму на скуле бывшей жены – единственному неидеальному месту на столь идеальной щеке. Которую сам же и испортил – и как я вообще мог поднять на нее руку?!

Помню, когда мы познакомились, то Аня казалась идеалом красоты. Брюнетка, утонченная до невозможности. «Специально, чтобы тебе легче было носить меня на руках», – шутила она.

И я носил. Первые три года точно. Пока все не покатилось по наклонной.

Я снял куртку и повесил в прихожей, с удовольствием отметив, что вешалка по-прежнему висит на соплях, болтается туда-сюда.

«Значит, мужика не завела», – эта мысль грела душа.

Хотя не понятно, на что я еще надеялся. После всего, что случилось.

– Папа-а! Папочка! – наперебой закричали девочки, бросившись обниматься.

– Ну, вот вы где, мои девочки!

Я впервые за долгое время произнес словосочетание «мои девочки» и почувствовал, как от него в груди разливается блаженное тепло.

«Это все могло быть моим! Какой же я дурак!»

Я сделал вид, что соринка попала в глаз – смахнул слезу, – а потом по очереди поцеловал девочек. Обоим – и Кате, и Маше – исполнилось сегодня по пять лет. Обе выглядели, как копия мамы в детстве – слишком уж утонченные для своего возраста. Черноволосые близняшки.

– Папа-а! Это тебе! – протягивала младшая. Я взял в руки рисунок и чуть не всплакнул. – Это динозавр, да?

– Да-а!

– А это что?

– А это он нюхает цветок! Розу!

– А что в небе? Это что, извержение вулкана? – я не сразу заметил гору, извергающую в небо потоки пепла. Почему-то, правда, красного.

– Да-а! – протянула довольная Маша. Угадал – значит, признал художественный талант.