– Полиция? В кардиохирургию? Хорошо, – если Тихомиров и изумился, то вида не показал.

– Вы сами-то где?

– На первом этаже, в гибридной операционной, мы тут с Громовой помещения осматриваем. Я бы сам полицию встретил, но мне Владислава Игоревна претензии выговаривает по качеству ремонта, так что, если это не очень важно…

– Олег Павлович, просто организуйте все. А сами или нет, не имеет значения. И про претензии давайте вы мне рассказывать не будете, хорошо? Это ваша зона ответственности.

Не дослушав какое-то бормотание в ответ, Радецкий отключил телефон и, дойдя до нужной лестничной площадки, дернул за ручку двери, с некоторым удивлением обнаружил, что она заперта, и тут же вспомнил, что вчера в холле кардиохирургического отделения меняли половую плитку, а потому на сутки выход на лестницу был заблокирован. Попасть в кардиохирургию можно было только на лифте.

Беззлобно ругнувшись, потому что собственная забывчивость давала еще пусть и небольшую, но передышку, он спустился на четвертый этаж, к реанимации, и там вызвал лифт, на котором поднялся на нужный ему пятый. Ну да, тропинка от лифтов была огорожена красной лентой, пройти за которую к выходу на лестницу было невозможно.

У палаты номер десять толпился народ. Радецкий усмехнулся. Конечно, кто же добровольно откажется от такого развлечения. Дверь в палату была открыта, но перед ней в позе императора стоял Петранцов, перекрывая доступ внутрь потенциальным любопытствующим. Больных в коридоре было немного, и на том спасибо.

– По рабочим местам разойдитесь, пожалуйста, – сухо сказал он, подходя ближе. – Максим Сергеевич…

– Все, что смог, – признался заведующий.

– Девочки, давайте, все за мной, – Мария Степановна и тут оказалась на высоте, взяв бразды правления медсестрами в свои надежные руки. – Жду вас в моем кабинете, поговорим.

– А как же капельницы? – робко сказала рыженькая девушка в конопушках, та самая Катя, которая нашла тело. – Я не закончила, когда, когда… – Лицо ее сморщилось. Девушка явно собиралась зарыдать.

– Лида закончит, – твердо сказала Мария Степановна. – Лидушка, забери у Кати лист назначений, ей с полицией общаться.

– Так я еще со своими назначениями не разобралась.

– Вот и разбирайся, а не стой в коридоре столбом, – в голосе Петровской возникла жесткость. – Девочки, хлопот сегодня предстоит много, давайте сделаем так, чтобы это минимально сказалось на работе.

Толпа у палаты изрядно поредела. Сейчас здесь остались только врачи Максим Сергеевич и Александр Яковлевич.

– Посмотрите? – спросил Петранцов у Радецкого.

– Не считаю нужным топтать еще больше, – ответил тот. – Расскажите.

– Я был в ординаторской, на обход собирался, – начал Александр Яковлевич. – У меня на одиннадцать часов операция назначена, вот, хотел успеть. В коридоре послышался дикий визг, такой, знаете, по которому сразу понятно, что действительно что-то случилось. Я выскочил в коридор, увидел Марию Степановну, которая бежала к десятой палате, а на пороге Катюшу. Она стояла в дверях и кричала. Мария Степановна подбежала, обняла ее за плечи, тут и я подоспел. В общем, Катя твердила «убили, убили», я никак не мог понять, что она имеет в виду, заглянул в палату и увидел.

– Что именно?

– Пациентку с подушкой на лице.

– Получается, Катя ее не поднимала?

– Нет, это сделал я. Я в первый момент не поверил, что случилось что-то плохое. Знаете, Владимир Николаевич, эта Нежинская была немного со странностями, так что я решил, что она сама положила подушку себе на лицо.

– Зачем?

– Не знаю. Может, чтобы медсестру напугать, или чтобы темнее было, или еще по какой-то неведомой причине. Когда я поднял подушку, я понял, что Нежинская мертва.