От этих мыслей ее оторвал звонок мобильника. Звонил Дубов.

– Ну, наконец-то! Ты чего телефон выключаешь? Тебе Федор передавал, что я звонил, почему не перезвонила? Я ж волнуюсь!

– Слава Богу, если Федор в своих компьютерных войнах помнит, как его самого зовут! Сказал, что мужик какой-то звонил и все. А чего ты волнуешься?

– Надо же! Мужик какой-то?! Он меня совсем не знает, что ли? Вот поросёнок! А волнуюсь я, потому что ты летишь завтра волку в пасть! Ты там, это, на амбразуре сильно не убивайся. Упрется, ну его на хрен! Будем решать через Москву. Мы ж с тобой, слава Богу, не на помойке найденные.

– Как скажешь, товарищ командир, – радостно согласилась Панкратьева. Даже представила, как заходит в руководящий кабинет и говорит, мол, здрасьте и до свидания, наше вам, пишите письма. Красота! Только и остаётся, что командировочные пересчитать да с пользой потратить.

– Ань, я б сам полетел, ты же знаешь, да, боюсь, морду ему набью, не удержусь. – Дубов явно чувствовал себя виноватым. – А ты мне пообещай, если он в штопор войдет, развернешься и свалишь оттуда! Слышишь? Ты мне тут нужна нервно здоровая.

– Угу, я постараюсь. – Панкратьевой очень понравилось, как Дубов её уговаривает, в кои-то веки, поэтому продолжила нагнетать:

– Но уж больно про него страсти всякие рассказывают. Боюсь я, вдруг не успею ноги унести?! – Тут она живо представила, как бежит из кабинета, а её настигает брошенный ей во след малахитовый чернильный прибор с позолоченными гербами. Такие чернильницы особенно любили большие руководители той самой уважаемой компании, которой принадлежал завод.

– А ты не бойся. Если что, плюнь ему в рожу, и уезжай. И звони, докладывай, как и что. Я сейчас правду тебе говорю, волнуюсь за тебя, переживаю. Поняла? – В голосе начальника сквозила забота.

Панкратьева рассмеялась:

– Люблю тебя, Дубов, хоть ты и гад гадостный. Все, конец связи.

Она повесила трубку и подумала, что иногда бывает очень несправедлива к своему компаньону. Вон, похоже, действительно переживает, а она ему ради эксперимента чуть меж глаз огненным шаром не засандалила! Хотя не исключено, что Дубов просто исполнил на прощанье ритуальный танец, изобразил заботу, чтобы потом, когда она вернётся ни с чем, чихвостить её и в хвост и в гриву с чистой совестью.

Следует отметить, что Анна Сергеевна Панкратьева и её непосредственный начальник и компаньон, или как она его называла, подельник Дубов были знакомы очень давно ещё со времен Перестройки и прекрасно знали всю подноготную друг друга, даже пытались в своё время дружить семьями. Дружба не получилась, а вот некоторая фамильярность в отношениях в отсутствие подчинённых осталась.

Утром Панкратьева подпрыгнула на кровати от свирепого рёва будильника. Рядом безмятежно сопел Зотов. Набравшись Ци, Зотов мог спать не только под гул Невского проспекта, но и под пушечную канонаду. Анна Сергеевна чмокнула его в нос и отправилась в ванную.

Она очень любила эти ранние утренние часы, когда все еще спали, и никто не путался под ногами. Панкратьева собралась, сварила себе кофе и села завтракать чашкой кофе с сигаретой. Это было так вредно, но так вкусно, а кроме того, помогало ей сосредоточиться на предстоящей поездке.

Перед выходом из дома она прокралась в комнату Федьки и обцеловала своего детеныша, теплого и спящего.

Дорога в аэропорт оказалась пустынной, огромный город еще спал, поэтому Панкратьева очень удивилась, краем глаза заметив в зеркале заднего вида большой черный внедорожник, едущий следом за ее маленьким спортивным автомобильчиком практически вплотную.