В магазине покупаю всего чуть-чуть и много. Беру продукты, которые моя семья никогда не ела. Водитель помогает загрузить пакеты в багажник. Красивый и на вид вкусный торт я беру собой. За два года родители не переехали. Как ни странно, у меня даже ключ от домофона и квартиры все еще есть. Двор не изменился. Подъезд все такой же пошарпанный. Лифт тоже не поменяли, скрипучий и медленный. Двери разъезжаются в разные стороны, выхожу на этаж, пыхтя от тяжести пакетов. Поставив их на пол, вставляю ключ и открываю дверь. Захожу и замираю, как воришка в чужом доме. Слышу шаги, оглядываюсь, вижу маму в старом, застиранном халате. Лицо опухшее, то ли ото сна, то ли от выпивки. Грязные волосы, мечтающие об уходе и покраске, собраны в небрежную гульку.

— Простите, а вы кто? – мама меня не узнает.

Я криво улыбаюсь и неуверенно как-то переминаюсь с ноги на ногу. Не так себе представляла нашу встречу. Что сказать? «Здравствуйте, я ваша дочь». Смешно. Неприятно, что не узнала. Приглаживаю волосы, нервно кусая губы, соображаю, что сказать.

— Мира, ты что и? – предполагает мама, близоруко прищуриваясь.

— Ага, я, - киваю, протягиваю ей торт.

Она берет его, не спускает с меня оценивающего взгляда. Я так и вижу, как она в уме прикидывает стоимость пакетов и моего облика. Неприятно стоять в прихожей и не знать, что делать.

— Я пройду? – робко спрашиваю, оглядываясь по сторонам в поисках тапок. Ничего подобного не нахожу, приходится разуваться и идти босиком на кухню за молчаливой матерью, прихватив пакеты.

— Отец на работе. Сегодня у него дневная смена. Если бы позвонила, мы бы договорились на его выходной.

— Я звонила, ты не отвечала, - присаживаюсь на край табуретки.

Кухня совсем не изменилась. Все тоже и так же, как и два года назад. Как и два года назад, я совершенно не чувствую, что эта квартира мой дом. Смотрю на маму, она ставит чайник на плиту, затем начинает разбирать пакеты. На ее лице вся гамма чувств, даже не опишешь сразу. Когда она ловит мой внимательный взгляд, как-то нервно передергивает плечами. Я отвожу глаза в сторону. Неловко как-то у нас получается быть наедине друг с другом.

— Когда ты вернулась? – мама разливает кипяток по чашкам. Достала с чайного сервиса, которым пользовались по праздникам. По словам жутко дорогой и из настоящего фарфора.

— Месяц назад, - признаюсь.

В ответ не слышу упреков по поводу того, что раньше не нашла время. Наблюдаю за тем, как мама нерешительно крутит ложку над сахарницей, в итоге себе кладет две ложки сахара, мне ничего не добавляет. И торт режет себе побольше, мне для вида. Помнит, что сахар строго под контролем.

— Я поставила сольное представление. Могу прислать приглашение, если вам с папой будет интересно, - натянуто улыбаюсь, ковыряясь в куске торта.

— Не думаю, что у нас получится прийти. Я балет не понимаю, папа подавно, - маме со мной так неловко находиться за одним столом.

Мы молча пьем чай, не зная, о чем говорить. Я не буду с ней обсуждать свою личную жизнь, рассказывать перспективы в балете. Мне уже хочется побыстрее уйти, чтобы вновь свести наше общение к редким телефонным звонкам.

— Вам помощь нужна? – поднимаю на маму глаза. – Я могу раз в месяц фиксированную сумму присылать. Я хорошо зарабатываю.

— Может сможешь оплатить адвоката для Миши? – в ее глазах вспыхивает надежда, а я чувствую отторжение. Не зная, что сказать, засовываю в рот ложку с бисквитом и медленно начинаю его жевать.

Адвокат Мише? Помочь брату выйти из тюрьмы, забыть его преступления? Не могу. Мне иногда все еще снятся кошмары, где я заперта в домике, и меня пытаются изнасиловать. Просыпаюсь всегда вся мокрая, с гулко колотящимся сердцем. А выстрел, раздавшийся тогда в ночи, до сих пор стоит гулом в ушах. Помочь брату - это будет неправильно по отношению ко мне и к Назару. Ведь не согласись Миша на предложение Пахи от Разумовского, не произошло несчастного случая, который повлек потерю памяти Назара. Все бы остались на своих местах.