Моё нутро было переполнено неисчерпаемыми залежами секса, но я не был уверен, что смогу транслировать его через верёвки, как делал это раньше. Хотя бы потому что раньше, у меня была партнёрша, которая понимала истинный смысл кинбаку. Как настоящая японка, воспитанная в традиционных преставлениях о морали и роли женщины в семье, Кацуми могла по-настоящему раскрепощаться, только будучи подневольной. Ведь верёвки нужны не для того, чтобы обездвижить, а для того, чтобы освободить женщину от обязанности стыдиться своей похоти. Только забрав у неё последнюю возможность сопротивляться, она наконец была вправе признать, насколько сильно желает быть опороченной.

Европейские женщины легко принимают свою порочность. Это часть христианской культуры, когда женщина априори является носительницей греха. Европейки жаждут поклонения и равноправия, которые превращают женскую сексуальность в обычное блядство. Впрочем, даже будучи блядью, вполне можно оставаться невинной, если по-настоящему стыдишься этой части себя.

Слишком большая разница в культурах не позволяет европейкой женщине понять, сколько на самом деле порока и вожделения скрывает стыд. Такая традиция кажется искусственной и лицемерной, но для японцев она настолько же естественна, как ношение джинсов для обоих полов в Европейской части мира. Прочувствовать такую форму стыда и отдачи едва ли возможно, если не понимать хотя бы основ японской философии. Потому европейцы занимаются не кинбаку и даже не сибари. Они занимаются шибари — искусством вязать верёвки на человеческом теле с целью отыскать новые ощущения. Что ж, это тоже хорошая и вполне понятная цель.

И я, понервничав целые сутки после предложения Адель, теперь был готов её расцеловать и отблагодарить за возможность снова прикоснуться к сокровенному. Должно быть, с годами максимализм поубавился во мне. Категоричное «всё или ничего» уступило место поиску новых граней моего мастерства: а смогу ли я не просто поставить на колени незнакомую девушку, а хотя бы отчасти раскрыть в ней потенциал стыдливой шлюхи. Это и было одной из причин, почему я согласился на сессию и почему поставил условием завязать глаза.

Адель сказала, что клиентка будет ждать меня прямо в комнате. Я не знал, одета она или нет. Разумеется, мне больше нравилось делать шибари на обнажённом теле. Это было и эстетичней, и безопасней, так как из-за ткани могли появиться дополнительные складки или области уплотнений. Однако принципиального значения это не имело. Сейчас для меня первозадачно было не показать возбуждающее шоу, а пробудить огонь страсти в обоих партнёрах бесконтактного секса.

Ступив на маты всей поверхностью гибких туфель, я физически ощутил магическую силу тишины. Затем откинул матерчатый полог и вошёл в квадратную, изолированную комнату. Девушка, сидевшая в центре татами, предпочла раздеться, но всё-таки оставила бельё: простые чёрные трусики и чёрный бюстгальтер на тонких бретельках, без лишних декоративных элементов.

Я подошёл к ней, опустился напротив, убрав ноги под себя, замер перед её лицом. Двумя пальцами аккуратно приподнял ей подбородок, чтобы разглядеть чувственные, алые губы. Я мечтал, что увижу губы Мии.

Моя мечта не сбылась.

Эти губы были полны влажного очарования и искусительного страха. Прекрасные, трепетные, желанные и до боли знакомые. Сердце моё пропустило несколько ударов. Я склонился близко-близко, оставив буквально пару миллиметров между моими губами и губами девушки. В этом микропространстве помещалось лишь дыхание, мгновенно ставшее общим для нас.