Целую, ничуть не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Я словно одержима им сейчас, не ощущаю и не вижу перед нами никаких правил и преград.
Я слышу тихий, хрипловатый стон в мое ухо. Я чувствую, как тело Гордея напрягается так, что кажется ни одной расслабленной клеточки на нем не остается.
Его ладони соскальзывают на мою спину и гладят. Напряженно, порывисто стискивают ткань моей блузки.
Я подцепляю его футболку и тяну ее наверх, а когда она выбивается из штанов, я ныряю ладонями под нее и, наконец-то могу дотронуться до его смуглой обнаженной кожи без всяких дополнительных преград.
Трогаю литой и плоский живот, и начинаю тихонько вести пальцами по кромке его штанов.
Гордей прикусывает мочку моего уха, задушено хрипло стонет, а потом…Я не знаю, но будто что-то срывает у него.
Он находит мои губы и впивается в них с такой жадностью, словно умрет в этот же момент, если не прикоснется и не получит. Если не поцелует и не обнимет.
Я загораюсь в точности так, как и он, и отвечаю, отвечаю со всей страстью, на какую я только способна. А когда Гордей подсаживает меня на сиденье мотоцикла и устраивается между моих ног, выгибаюсь и подставляю шею для его горячих, безудержных и сносящих в один момент все запреты поцелуев.
- Да, Гордей, да, целуй меня, целуй, - бормочу я, и он, мне кажется улавливает, и заводится еще…еще сильнее…
Весь мир превращается для меня в один волнительный, головокружительный, чувственно, упоительно прекрасный калейдоскоп.
А потому, когда он буквально отдирает меня от себя, я не могу понять, почему…что им движет…зачем, если так хорошо…
То, что мы все еще на стоянке перед отелем, доходит до меня не сразу. А когда доходит, даже это не останавливает меня от того, чтобы снова цепляться за Гордея, в надежде на новый кусочек безудержности от него.
- Идем, - говорит Гордей и тянет меня к освещенному входу за собой.
Я иду, хотя спотыкаюсь буквально на каждом шагу, потому что ноги заплетаются, а взгляд расфокусирован и не улавливает изменений в декорациях и рельефе местности.
- Мы…к тебе в номер? – спрашиваю, или скорее утверждаю.
Потому что выполняю то, что он озвучил, потому что я решилась и не отступлюсь и не поверну назад. Потому что сама хочу, я очень сильно хочу все снова повторить и продолжить…
Несмотря на то, что он, пока ведет и не дает упасть на поворотах и ужасно крутых сегодня ступенях, снова отстранен, холоден и бесцеремонен.
Едва мы оказываемся в комнате, как Гордей прислоняет меня к стене, а сам идет вперед и сдергивает с кровати одеяло.
Затем он поворачивается ко мне, притягивает нас с ним к кровати, и начинает расстегивать пуговицы на моей блузке. Одну за одной, быстрее, чем сделала бы это я сама. Я не сопротивляюсь. Мне нравится. Тем более бюстгальтер он на мне пока оставляет.
Все делает четко и словно на автомате.
Если он и выпивал в баре, хотя теперь я склонна сомневаться в этом факте, то кажется, что алкоголь полностью выветрился из него. Тогда как мой активно бурлит в крови и позволяет подвести меня к кровати и не поддаться при этом дикой, животной панике.
Даже самой себе не могу при знаться, что я до одурения боюсь первой близости с парнем, и очень, просто очень переживаю из-за этого.
Но сейчас я переживаю в сотни и тысячи раз меньше, я готова, хочу, я хочу…
- Ты один здесь живешь, без соседей? – бормочу я, промаргиваясь и крутя головой. Пытаясь оценить окружающую нас обстановку.
Гордей легонько толкает меня и я, итак позабывшая на время о равновесии, сейчас же лечу вниз и плюхаюсь спиной на мягкий, совсем не пружинистый и очень удобный матрас его кровати.