– Минут пятнадцать здесь. Театр обогните, выйдете на улицу Гловеля. Дойдете до конца квартала – увидите арку.

– Благодарю!

Арка! Арка, через которое в свое время в Барельвицу ступил Даргейн Завоеватель. Образно говоря, столица началась именно отсюда. Настроение у меня сейчас было самое солнечное: ведь если получится устроить свою пьесу в Корона д’Артур, возможно, получится переехать в столицу! Нет, я безумно любила свой маленький город, где по утрам в окна врывался шум Южного моря, но это же Барельвица! Здесь я смогу писать и представлять свои пьесы лично, как делаю это сейчас. А еще присутствовать на премьерах! А еще…

– Эри! – Спешащий куда-то мужчина приподнял котелок, извиняясь – чтобы пройти по узенькой улочке ему пришлось меня потеснить.

Здесь, в центре, все улочки такие, исключение составляет разве что площадь перед Корона д’Артур, но оно и понятно. Хотела бы я посмотреть, как к вечернему представлению съезжается весь свет Барельвицы. Эри и эрины в роскошных платьях, и эрны – во фраках. Как из распахнутых настежь дверей льется свет, позолотой стекая по гербам на каретах. Как, возможно, с подножки одной из них спускается его величество Гориан Третий.

Театр – королевское развлечение.

Так всегда говорила матушка. Меня же с самого детства неумолимо тянуло к театру, с неудержимой силой. Возможно, именно поэтому я и решилась написать пьесу серьезно. Кипы «несерьезного» покоились в моем шкафу, в доме родительницы, и занимали больше полок, чем моя одежда. Одно время у меня все пальцы были синие от чернил (потому что к занятиям в школе для девочек и урокам добавлялись мои вечерние посиделки над пьесами), а однажды я даже натерла пером мозоль, которая не сходила два года.

Вдалеке виднелся купол Истрийского собора, в солнечный день, должно быть, сияющий так, что глазам больно. Я ускорила шаг, улочка увела меня влево и… перед глазами возник высокий решетчатый забор.

Хм. Наверное, где-то не туда свернула.

Да, точно, была какая-то развилка, кажется, вон за тем зеленым особняком. Я вернулась назад, шагнула в другой уличный коридор, который оглушил криками торговцев и сквозь рынок и короткий перешеек лавочек вывел на набережную. Здесь было так же шумно: современные мобильезы, гудки клаксонов и ругань конных извозчиков, шум заряженных магией двигателей и скрежет колес экипажей. Сплошной поток транспорта двигался по мостовой, почти полностью перекрывая виды на чугунный парапет и реку.

Арки поблизости не наблюдалось, и я огляделась в поисках того, у кого бы снова спросить дорогу.

– Ма-а-ам! Мама! Это же его светлость Барельвийский?!

– Тихо!

Я обернулась сначала на худенького мальчика, вытянувшего руку, и только потом увидела мужчину. Он спускался по ступеням, зажатым между колоннами, совсем рядом с нами. Всем своим видом излучая уверенность и силу. Честно говоря, странно, что колонны в сторону не отпрыгнули, потому что стоявшие на лестнице служащие склонились так, что чудом не сломались пополам. Даже бурлящая толпа притихла, и время как будто замерло.

Миг – и меня ослепила вспышка. Такой силы, как если бы перед глазами взорвалось солнце, и мир раскололся на части.

– Бомба! Это бомба!

Кто-то закричал, совсем рядом, потом этот крик подхватили другие, но когда я открыла глаза, увидела только ослепительное сияние, заливающее набережную, а еще льва. Золотого. В натуральную величину. Оскалившись, огромный сияющий зверь бил хвостом, а в самом сердце испуганной толпы, под раскрывшейся над ладонью мужчины магической схемой клубился дым несостоявшегося взрыва.