Таня отстраняется, кивает, стирая слезы.

- Это ведь не предательство? - спрашивает вдруг, я непонимающе вздергиваю брови. - Ну что мы счастливы… Без нее.

Она сутулится, стесняясь своих слов, прячет взгляд, я беру ее руки, сжимаю в своих.

- Ты что, Танюш? Какое же это предательство? Сама подумай, чего бы хотела мама, если бы была жива? Счастья для нас, конечно. Как бы она радовалась твоим успехам! Она ушла, но мы-то здесь. Мы должны жить. Загонять себя в бесконечное уныние - точно не лучший вариант. Ты все делаешь правильно, слышишь меня?

Она кивает, робко выдавливая улыбку.

Я кручу наш разговор в голове, пока пытаюсь уснуть. Таня каждый день открывается мне с новой стороны. То кажется, начинаю ее понимать, а то вот так, как сегодня, теряю дар речи. Она всегда казалось милой девчонкой без особенных талантов, умом не блистала, но все же нравилась людям своей красотой и открытостью. Вот и мне она казалась милой простушкой, не склонной к подобного рода саморефлексии. Думалось, она вся на ладони, но нет, не так все просто. Нам еще предстоит узнавать друг друга.

- Таня на работу устроилась, ездит всю неделю, пока изучает все, скоро выйдет сама, - я рассказываю отцу о нашей жизни, сидя у них дома.

Пятиэтажка находится в трех минутах ходьбы от нашей деревенской улицы. Вообще, это небольшой поселок городского типа с десятком квартирных домов и большим частным сектором. Несмотря на близость к Москве, выглядит все это немногим лучше нашего военного городка.

Дома или старые двухэтажные, готовые с виду рухнуть в любой момент, или панельные, как у отца: собранные наспех, без отделки, разлинованные по этажам. Честно сказать, частный сектор мне куда больше по душе, хотя у нас нет густой растительности, но нет и гнетущего ощущения, как в районе многоэтажек.

- О, это здорово, - комментирует тетя Люда, отцова жена, жуя тягучую конфету. - Честно сказать, по Андреевым рассказам я думала, она не особо путная.

Я кидаю на папу укоризненный взгляд, он недовольно кряхтит, косясь на жену.

- Чаю еще налить? - спрашивает, вставая и хватаясь за чайник. Я качаю головой, у меня полная чашка. Он вздыхает.

- Я вообще-то сказал, что она выглядит легкомысленной, - замечает мне.

- И что хочет сидеть у Яси на шее, - добавляет тетя Люда, папа грохает чайник на плиту.

- Опять ты все перевираешь, Людка! Я выразил такое опасение, - это уже мне, - она же девочка, привыкшая жить на всем готовом. В любом случае я рад, что ошибся.

Я распаковываю конфетку, косясь на папу и пряча улыбку. Он терпеть не может оказываться в подобных ситуациях, а тетя Люда как будто специально постоянно рубит правду-матку. Может, и специально, кстати, но точно не со зла.

Она очень простая женщина, не привыкшая строить козни или что-то такое. И ко мне всегда относилась хорошо. Можно сказать, приняла в семью, а потому и общалась, как со своей - то есть говорила, как есть. И за это я ее ценю.

Знаю, что папа не стал бы говорить плохо про Таню, и скорее всего, просто беспокоился за меня, потому не сержусь на него. А вот он мается из-за возникшего неудобства.

- Нормально все, пап, - улыбаюсь ему, откусывая коровку и недовольно вздыхая - попалась сухая, а я люблю тягучую карамель.

- Слушай, Ясь, - отец присаживается на табуретку, - а ты не хочешь в школу к нам?

Я кашляю, поперхнувшись. В свое время работала в колледже и почти сразу поняла, что это не мое. У меня нет таланта преподавателя, но за неимением другой работы пришлось мучиться почти год.

- Не, пап, я пас, - улыбаюсь ему. - Это не мое. Не хочу тратить время, которое можно употребить с пользой. Поверь, в сети я заработаю много больше, сохранив в целости нервные клетки.