– Марина… – злюсь, что она не реагирует. Яростно вздыхаю. – Чудесно, блядь!

И сам с себя ржу.

Как я докатился до такой жизни? Как?

Этот вопрос – последнее, что помню, прежде чем отрубиться.

Просыпаемся на рассвете. Как только в Гелик ломятся первые яркие лучи света. Одновременно подскакиваем. Сразу же ощущаем ужасающий шок и дичайшую неловкость. Да, я чувствую, что это двусторонне.

– Боже… – выдыхает Маринка, одергивая одежду. Резко садится и сразу же хватается за голову. Морщится от боли. – Боже…

– Не двигайся так резко, – рассекаю хрипом пространство.

И это реально все, что я способен выдать. Поднимаясь, толкаю дверь. И едва оказываюсь на воздухе, растираю ладонями лицо. Натужно вздыхаю.

«Ничего не случилось… Ничего критического… Это не считается…», – отчаянно глушу убийственный ор совести.

Чара, батя Чаруш, мама Таня… Поочередно восстают в моем сознании, как апокалипсис.

Не думать… Не думать… Лучше не думать…

– Дань… – зовет выскочившая из салона Маринка. Выбивая из кармана сигареты, не смотрю на нее. Только слегка голову поворачиваю. Боковым зрением улавливаю. – Едем скорей, пока меня не хватились.

– Покурю, и поедем, – обещаю якобы ровным тоном.

И, конечно же, обещание свое сдерживаю. Вдуваю одну сигарету и везу ее домой. В гнетущем молчании. Точнее, Маринка пытается говорить, что-то лепит… Я даже кивнуть не способен. Как и посмотреть на нее.

Лишь около дома поворачиваюсь. Она тоже. И замираем, глядя друг другу в глаза.

Напряженно. Пристально. Тревожно.

Маринка словно чувствует, что я собираюсь сказать. Опережая, слегка мотает головой. Хочет, чтобы промолчал.

Но так нельзя. Я должен это выдавить.

– Это все, – дается с огромным трудом.

Кажется, что нутро наждаком продирает.

Никогда прежде не доводилось с кем-то объясняться. Не приходилось что-то сочинять и хоть что-то чувствовать. А сейчас… Я чувствую. Я чувствую так много, что ни хрена из этого разобрать не могу. И главное, не хочу. К черту! Уже встрял по самую шею.

– В смысле все, Дань? – кусая губы, улыбается уголком губ.

У меня дуреет сердце. Закатывает какую-то дивную истерику, словно решило со мной к херам заканчивать.

– В том смысле, что не показывай мне свой лист задач, Марин. Сама справляйся. Я пас, ясно? Не буду помогать, не буду как-то участвовать… На хрен, ясно?

Маринка улыбается. Фальшиво. А мне вдруг сдохнуть охота.

– Ладно. Я поняла, – в какой-то момент отводит взгляд.

Подвисает, фокусируясь на непонятной мне ерунде. Я же всматриваюсь в ее лицо. Так пялюсь, даже вперед подаюсь. В каком-то удушающем страхе, что вижу в последний раз, впитываю образ целиком.

Маринка подхватывается.

– Пока, Дань, – бросает, едва взглянув.

Выскакивает из машины и убегает.

– Пока…

9. 9

Совсем озверел?!

© Марина Чарушина

– Эдя, – окликаю друга и извечного партнера по танцам, но смотрю при этом через бассейн на террасу. Там сидит, развалившись в кресле, Шатохин. Разговаривает с братом и, конечно же, делает вид, что меня не существует. – Давай, котик, намажь меня маслом для загара, – подаю Эдику тюбик и ложусь на шезлонг.

Деловито поправив очки, вновь приклеиваюсь взглядом к Дане.

Неужели, и правда, плевать ему на меня? Неужели не вспоминает произошедшее? Неужели не горел желанием меня увидеть?

Я за прошедшую неделю только что не выла от тоски. Так обрадовалась, когда брат созвал друзей на дачу. Мандражировала от восторга, волнения и предвкушения. И все это зря! Шатохин даже не смотрит. Пофиг ему на меня!

«А что ты хотела, Марина? Знала ведь, какой он!», – ехидничает мое внутреннее «Я».