Он с прежним бесстыдством посмотрел на сидевшую напротив девушку.

— Дождей до следующей недели не будет, — сказал старик.

— Прогноз такой? — спросил Виталик.

— Я сам себе прогноз, — ответил сумрачный старик.

Хмель гипнотизировал взглядом девушку. И пропустил момент, когда старик, не примеряясь долго, врезал ему по лбу железной тяжеленной ложкой. Хмель охнул.

— Не пялься, — сказал старик, не глядя на него. — Не люблю.

* * *

Утром Хмель нащупал на своем лбу здоровенную шишку. Провел рукой случайно, зацепил — мамочки мои, какой кошмар.

Он лежал в той самой комнате, где накануне состоялась трапеза, на плоском, как ящик, сундуке, заваленном старым провонявшимся тряпьем. Сквозь грязные окошки едва пробивался призрачный утренний свет. Хмель приподнялся на локте и осмотрелся. Никого здесь больше не было. Он поднялся, проковылял к ведущей из дома двери, миновал темные сени со стойким запахом плесени, и оказался на покосившемся крыльце без перил.

Лес утонул в густом тумане. Туман был серый, как разбавленное водой молоко. Ближайшие к дому деревья проступали из этой серости неотчетливо. Хмель мрачно озирался по сторонам. И обнаружил, что нет машины. Той самой, на которой они приехали вчера. И Сереги с Виталиком тоже нет. А ведь накануне спать в одной комнате ложились.

Встревоженный Хмель спустился с крыльца. Вот следы на сырой земле, тут машина их стояла.

Обернулся и увидел девушку. За углом дома она чистила картошку, зябко кутаясь в стеганый жилет. И никого не было вокруг. Хмель подошел.

― Привет! ― сказал дружелюбно, бесцеремонно пялясь на ее загорелые ноги.

― Привет, ― отозвалась она.

Ему показалось, что с вызовом.

― Где машина? ― спросил Хмель.

― Уехали.

― Куда?

― Остальных ваших привезут.

― Откуда? Из Москвы? ― не поверил Хмель.

― Зачем из Москвы? От шоссе. Сами дорогу не найдут.

Хмель сел в сырую от росы траву и теперь голые колени девушки были на уровне его глаз. Она все поняла и вдруг раздвинула ноги. Не широко. Только чтобы он трусики увидел. Хмель дрогнул и поднял глаза на девушку. Она смотрела насмешливо.

― Ты себя в зеркале видел, ухажер? ― спросила и бросила очередную очищенную картофелину в кастрюлю с водой.

Полетели брызги. Часть из них принял на себя Хмель.

Он поднялся из травы и пошел к умывальнику, прибитому к дереву. Над умывальником светлел квадратик зеркала. Хмель заглянул в него. Ужасная картина. В одном месте лоб рассечен ― это он в машине так спьяну пострадал. В другом месте огромная шишка. Под глазами мешки. Не брит. И вообще помят после попоек этих.

Какой сегодня день? Пятница. Это он за неполную неделю так деградировал.

Сидел бы сейчас в офисе, шефу преданно в глаза смотрел и поддакивал согласно.

Тьфу!

Нет, только не это!

* * *

Девушку звали Маша. Она здесь родилась и выросла. А теперь жила в райцентре в ста двадцати километрах от этого хутора, и работала няней в детском саду. Работу и место в общежитии ей дали как сироте. Про свое сиротство она сказала буднично, как бы между прочим. А Хмель дрогнул.

― А что с родителями такое? ― спросил он.

― Пропали.

― В смысле? ― не понял Хмель.

― Здесь пропали, ― сказала Маша и показала рукой куда-то в туман.

Хмель проследил взглядом.

― В лесу? ― предположил он.

― Ясное дело. У нас тут кроме леса и нету ничего.

― Заблудились, что ли? Или, может, звери?

― Может, и звери, ― сказала Маша, но по ней было видно, что эта версия представляется ей наиболее неправдоподобной.

― И что ― никаких следов?

― А какие следы?

― Ну, я не знаю, ― пробормотал Хмель и посмотрел в грязное молоко тумана.