– А тебя на мужиков не тянет?

– А тебе ее мало?

– После запоя секса много не бывает.

– Так мы, поди, староваты для тебя? Хотя ты тоже неважно выглядишь.

– Ну, я так понимаю – ты уже согласна, просто на комплимент нарываешься.

– Я не знаю (задумчиво). У меня мужика уже два года не было.

Она оказалась более отзывчивой и приятной на ощупь. Обхватывала ягодицы, спину и плечи Кирилла сначала двумя, затем четырьмя ладонями и взахлеб частила: «вот так-так-так-да-так».

Чуть позже он устало откинулся на спинку кухонного стула и машинально достал сигареты. Она моментально подставила блюдце под пепельницу и открыла окно, в которое ворвался грохот трамвая и теплый воздух бабьего лета, обдавший его по голым и влажным ляжкам. По стеклу карабкалась сонная пчела. Налила себе и Кириллу пиво.

– Я ведь даже не знаю, как тебя зовут.

– Я тоже не знаю, как вас обеих зовут. Это важно? Я чувствую себя мертвецом. У них имен нет. Свои имена они передают могилам.

– Не хочешь говорить? А и правильно – все равно продолжения не будет. Чего ты вдруг о мертвецах?

Кириллу не хотелось вдаваться в долгие объяснения, он пожал плечами и стал потихоньку одеваться. Каштановая усмехнулась:

– Вспомнила одно поверье, уже не помню какого народа, что после смерти человека к его родным и близким приходит мальчик с пустыми бутылками и собирает их слезы.

– Да, я тоже что-то подобное слышал. Только никогда не мог понять – зачем их собирать?

– Думаю, что чем больше соберет слез – тем легче на том свете покойному будет. Или что-то в этом роде.

Кирилл уже стоял у порога, но видел, что женщина запнулась, соображая, как лучше закончить мысль, а потому из вежливости ждал.

– Так вот… Мне почему-то хочется уже сейчас тебя оплакать. Хотя, наверное, это плохая примета. В любом случае знай – без моей порции слез ты на тот свет не уйдешь.

Кирилл уткнулся губами напоследок в роскошную гриву хозяйки: «Не задерживай мертвеца – возможно, он спешит к новой жизни». Каштановая закрыла дверь и поймала себя на мысли, что это малолетнее позерство ее ни капельки не взбесило. Если бы у людей, – думалось ей, пока она закрывала окно и выгоняла пчелу, – было устроено как у насекомых, было бы справедливо. Пчела вступает в физический контакт с соцветием и как бы занимается сексом, хотя оплодотворение происходит от пыльцы, которую она подцепила на другом растении. Вот бы этот мальчик выполнил такую же функцию – позанимался сексом с двумя, но оплодотворил бы каждую не спермой, а нашими женскими выделениями, от которых родились бы дети. Обеим подругам этого хотелось.

Размеры кабинета Антон Палыча, так и его содержимое, впечатлили Максима. Комната площадью, наверное, больше ста квадратных метров, потолки – под три метра высотой. Все пространство очень плотно заполнила сияющая новизной и, похоже, весьма дорогостоящая медицинская техника. В одном из аппаратов Максим узнал аппарат для магниторезонансной томографии (МРТ). Другие, незнакомые ему медицинские и лабораторные агрегаты, также были в идеальном состоянии, все явно импортного производства, и стоили, наверное, не меньше чем томограф. Даже в клиниках областного центра Максим не видел такого разнообразия дорогостоящей техники. Несколько выбивалось из картины медицинско-технического великолепия старенькое гинекологическое кресло, в которое почему-то водрузили надувную резиновую женщину с нелепым открытым ртом. Антон Палыч, увидев, что Максим задержал взгляд на экспонате, поспешил объяснить:

– Это очередная дурацкая шутка Исмогилова. Подарил на день рождения. Сам больше всех ржал. Выкинуть все никак не соберусь. Работы много. Вы, Максим, присаживайтесь. Ну, вот к моему рабочему столу, скажем. Да, там, где компьютеры. Я вам буду кое-что показывать. Вы точно ничего не хотите?