Макс недавно вернулся, попросился в бригаду, я пустил, он толковый. Паша тоже хорош, остальные на днюхе просто друзья были, вот только отмечать уже нечего. Допраздновались, блядь.
Она выходит из ванной и крадется как мышь. Босая, в синих джинсах и моей кофте, висящей на ее точеной фигурке как на вешалке. Восемнадцать лет, блядь, еще очень молодая, юная даже.
Еще влажные каштановые волосы спадают по спине, и она хочет выйти. Ломится в дверь, а ключи только у меня и Грача, ему лишь доверяю. Ну и Ярданцу, может, немного, хотя он вчера паленку притащил и будет отвечать за это.
– Там закрыто. Не ломись.
Она аж подпрыгивает от моего голоса и быстро поворачивается, распахивает губы и как-то уж больно тяжело дышит.
– Откройте дверь, – тихо, едва слышно, шепотом, потому что голос явно сорвала.
Вглядываюсь в миловидные черты лица. Пухлые губы, маленький вздернутый нос, темные глазища в пол-лица и волосы цвета каштана. Челка на лоб спадает, длинные ресницы.
Хрупкая, худенькая девочка, и она не смотрит мне в глаза. Так, только мельком, свитер все мой мнет бледными подрагивающими пальцами.
В горле пересыхает, смотрю только на нее и понимаю, что это, блядь, дите. Студентка-первокурсница, и, похоже, она не то что с мужиком раньше не была, она вообще не гуляла.
– У тебя болит что-то? – рычу на нее, а Фиалка аж вздрагивает. Блядь, нормально не вышло, ладно. Вопрос идиотский, знаю, видно все и так.
Паршиво ей, едва на ногах стоит, бледная, точно поганка, но хотя бы не ревет. Тихая она. Слишком даже.
– Нет, – коротко.
В глаза не смотрит.
Куда-то в пол, словно там интереснее, а я сцепляю зубы, когда замечаю у нее на шее красно-синие засосы и кровоподтеки. От моих рук.
– Я никому ничего не скажу. Честно. Отпустите. Мне надо домой, – почти шепотом, и голос такой, словно шмалит она без перебоя, хотя в рюкзаке не было сигарет.
Нюта голос сорвала – видать, кричала, а музыка орала, и слышно не было. Я тоже не слышал. Не помню, по крайней мере.
– Ты босая пойдешь в двадцатиградусный мороз?
– Мне надо. Домой. Отпустите, – повторяет одинаковым ровным тоном, и вот вроде она не ревет. Неплохо выглядит, волосы только еще влажные, а так ничего.
Сносно, если не брать в расчет эти, сука, ее жуткие синяки на белоснежной молочной коже. И, видать, больно ей, потому что то и дело правую руку обхватывает, прижимает к себе локоть.
– Покажи, что там.
Беру ее за запястье, задирая свитер, и, блядь, лучше бы я этого не делал. Из только что спокойной девочка вмиг становится взбудораженной и вскрикивает, а точнее, истошно пищит:
– Нет! Нет, НЕ НАДО!
– Спокойно, девочка, я просто посмотрю!
Я хотел глянуть на синяки, но сработало точно взрывчатка, так как девочка начинает отбиваться от меня и пищит, почему-то резко опускается на колени, и, когда я хочу поднять ее и хоть как-то успокоить, это работает в точности наоборот.
– Тихо, Нюта!
– Нет, а-а-а, ПОМОГИТЕ!
Глава 5
Я не знаю, что случается, но, как только коснулся ее, девочка в один миг падает и начинает пищать, точно я ее тут убиваю.
– Вадим, ты че творишь, с дуба рухнул совсем?
Пашка влетает в дом, подходит к нам, тогда как я смотрю на эти синяки на ее правой руке и не могу расцепить ладони. Гематома там, отек со следами захвата, блядство.
– Отпусти ее, вообще уже попутал?!
Убираю руки, Нюта тут же спохватывается и, опустив рукава свитера, подходит к Пашке. Прячется у него за спиной. От меня.
– Суворов, пойди похмелись, что ли, – Грач отчитывает меня, как пацана, тогда как я уже с трудом сдерживаюсь.
– Я ничего не сделал! Хотел помочь ей, а она…