Знакомство со старинной вырезкой укрепило то благоговейное уважение, которое девушка всегда питала к родственнику-воину. Еще в детстве мистер Брустер стал для Норы почти легендарным героем: она прекрасно помнила рассказы отца о его мужестве и силе, о том, как дядюшка мог ударом кулака повергнуть наземь быка или унести сразу две толстых овцы – по одной в каждой руке. Хотя Нора никогда не видела родственника, всякий раз, когда вспоминала о нем, в памяти всплывал грубо написанный портрет крепкого человека в высокой медвежьей шапке, с чисто выбритым широким лицом.

Она все еще рассматривала медаль, пытаясь догадаться, что может означать латинская надпись «Dulce et decorum est»[2], когда с лестницы внезапно донеслось шарканье, сопровождаемое стуком палки, а спустя мгновенье в дверях появился тот самый человек, который так часто занимал ее мысли.

Но неужели это действительно был он – тот самый могучий герой? Куда пропали характерные черты часто представавшего в воображении прекрасного мужественного образа: горящие глаза, воинственный вид, решительное лицо? В рамке дверного проема стоял высокого роста сухопарый старик – сморщенный и костлявый, с узловатыми руками и предательски нетвердыми ногами. Взгляд девушки остановился на облаке редких седых волос, испещренном багровыми венами крупном носе, бровях – неопрятных серых щетках и паре неуверенных, водянистых голубых глаз. Капрал Брустер тяжело опирался на палку; сутулые плечи равномерно вздымались и опускались в такт хриплому, натужному дыханью.

– Хочу получить утренний паек, – проворчал старик и проковылял к своему креслу. – Без него меня съедает холод. Вот, посмотрите на пальцы! – С этими словами он вытянул изуродованные временем морщинистые, заскорузлые руки с огромными опухшими суставами.

– Завтрак готов, – ответила Нора, с любопытством разглядывая родственника. – Знаете, дядюшка, кто я такая? Я – Нора Брустер из Уитхэма.

– Ром хорошо согревает, – пробормотал старик, раскачиваясь. – Шнапс тоже согревает, а еще суп. Но мне чаю. Повтори: как тебя зовут?

– Нора Брустер.

– Постарайся говорить громче, девочка. Сейчас голоса звучат уже не так отчетливо, как прежде.

– Дядюшка, я – Нора Брустер. Ваша внучатая племянница. Приехала из Эссекса, чтобы жить вместе с вами.

– Значит, дочка брата Джорджа! – Старик хрипло засмеялся, и выступающие на шее вены заметно напряглись.

– Я внучка вашего брата Джорджа, дочка его сына, – пояснила девушка, переворачивая на сковородке бекон.

– Да, малыш Джордж всегда был молодцом! – продолжил старик. – Честное слово, никто не мог его одурачить. Помню, когда я получил премию за поступление на военную службу, первым делом подарил ему щенка бульдога. Должно быть, он тебе об этом рассказывал?

– Дедушка Джордж умер уже двадцать лет назад, – ответила Нора, наливая чай.

– Отличный был щенок. Породистый. Но без завтрака мне очень холодно. Ром хорош и шнапс тоже, но чай люблю не меньше. – Тяжело дыша, мистер Брустер принялся за еду. – Надеюсь, дорога прошла сносно? Наверное, дилижанс отправился еще вчера вечером?

– Что-что?

– Почтовая карета, в которой ты приехала.

– Нет, я приехала утренним поездом.

– Подумать только! Значит, не боишься нынешних ужасных новшеств! Даже представить страшно, что девочка одна ехала по железной дороге. Куда только катится мир!

На несколько минут воцарилась тишина. Помешивая свой чай, Нора искоса смотрела на синие губы и чавкающие челюсти родственника.

– Наверное, вы многое повидали на своем веку, дядюшка, – наконец заговорила она. – А жизнь, должно быть, кажется вам очень долгой.