– Ну, идемте! Только, чур! Будьте поаккуратнее. Меня не выдавать! Слышите? Мамзель на кухню ходить, сами знаете, не дозволяет. Так вы поаккуратнее! – весело шептала мне по пути Дуняша.

Я обещала быть «поаккуратнее» и сгорая от нетерпения и любопытства побежала на кухню.

Вот и дверь, запятнанная жиром… Вот я широко распахиваю ее – и… И правда сюрприз. Самый приятный, какого я и не ожидала.

– Никифор Матвеевич! Как я рада! – вырвалось у меня радостно.

Да, это был Никифор Матвеевич в новеньком, с иголочки кондукторском кафтане, в праздничных сапогах и новом поясе. Должно быть, он умышленно принарядился получше, прежде чем прийти сюда. Около моего старого знакомого стояли хорошенькая быстроглазая девочка моих лет и высокий мальчик с умным, выразительным лицом и глубокими темными глазами.

– Здравствуйте, милая барышня, – приветливо произнес, протягивая мне руку, Никифор Матвеевич, – вот и снова свиделись. Я вас как-то случайно на улице встретил, когда вы с вашей гувернанткой и сестрицей в гимназию шли. Проследил, где вы живете, – и вот к вам и нагрянул. И Нюрку с Сергеем знакомиться привел. Да и напомнить вам, кстати, что стыдно друзей забывать. Обещались приехать к нам и не приехали. А еще у дяденьки лошади свои. Могли бы когда попросить к нам проехаться? А?

Что я могла ему ответить? Что я не только не могу попросить дать мне прокатиться, но и пикнуть не смею в доме дяди?

К счастью, меня выручила хорошенькая Нюрочка.

– А я такой точно и представляла себе вас, Леночка, когда мне про вас тятя рассказывал! – произнесла она бойко и чмокнула меня в губы.

– И я тоже! – вторил ей Сережа, протягивая мне руку.

Мне разом стало хорошо и весело с ними. Никифор Матвеевич присел на табурет у кухонного стола, Нюра и Сережа – подле него, я перед ними – и мы заговорили все разом. Никифор Матвеевич рассказывал, как по-прежнему катается на своем поезде от Рыбинска до Питера и обратно, что в Рыбинске мне все кланяются – и дома, и вокзал, и сады, и Волга, Нюрочка рассказывала, как ей легко и весело учиться в школе, Сережа хвастал, что скоро окончит училище и пойдет учиться к переплетчику переплетать книги. Все они были так дружны между собою, такие счастливые и довольные, а между тем это были бедняки, существовавшие на скромное жалованье отца и жившие где-то на окраине города в маленьком деревянном домике, в котором, должно быть, холодно и сыро подчас.

Я невольно подумала, что есть же счастливые бедняки, в то время когда богатые дети, которые не нуждаются ни в чем, как, например, Жорж и Нина, ничем никогда не бывают довольны.

– Вот, барышня, когда соскучитесь в богатстве да в холе, – словно угадав мои мысли, произнес кондуктор, – то к нам пожалуйте. Очень рады будем вас видеть…

Но тут он внезапно оборвал свою речь. Стоявшая у дверей настороже Дуняша (кроме нас и нее никого не было в кухне) отчаянно замахала руками, делая нам какой-то знак. В ту же минуту дверь растворилась, и Ниночка в своем нарядном белом платьице с розовыми бантами у висков появилась на пороге кухни.

С минуту она стояла в нерешительности. Потом презрительная улыбка скривила ее губы, она прищурила глазки по своему обыкновению и протянула насмешливо:

– Вот как! У нашей Елены мужики в гостях! Нашла себе общество! Хочет быть гимназисткой и водить знакомство с какими-то мужиками… Нечего сказать!

Мне стало ужасно стыдно за мою двоюродную сестру, стыдно перед Никифором Матвеевичем и его детьми.

Никифор Матвеевич молча окинул взглядом белокурую девочку, с брезгливой гримаской смотревшую на него.