Считается, что детям нравятся любые детские спектакли. Отчасти это так. Но лишь отчасти. Им нравится быть в театре, нравится, когда гаснет свет и раздвигается занавес, нравится театральный буфет и антракт, нравится аплодировать под ритмичную музыку финалов. А вот нравятся ли им сами спектакли, пьесы?

– Дети очень не любят «детские пьесы», не любят выставок детских рисунков и прочего «детского». Их интересуют серьезные вещи – космонавты, пираты, ковбои. Это открытие принадлежит уже не Г. Остеру. а Э. Успенскому.

Вероятно, писатель недалек от истины. Под «детскими пьесами» он подразумевает сусальные пьески, написанные на псевдодетском языке, которым ни один нормальный ребенок. не говорил и говорить не будет. Это язык взрослых, навсегда забывших, от кого они произошли, и решивших заняться воспитанием неких абстрактных детей.

В потоке кукольных пьес заметна ориентация на «среднестатистического мальчика». Мол, воспитывать – так «коллектив». Стремление к воспитанию детского общества «по валу» у нас, театров и драматургов, пока совершенно неистребимое. Может, давайте попробуем воспитывать поштучно, имея в виду, что детское общество состоит из отдельных человеко-детей, с их языком, социальной средой, информированностью, интеллектом, конфликтами, проблемами, интересами…

Мы часто и охотно говорим о времени, своевременности и современности, но, к сожалению, иногда не учитываем ни того, ни другого, ни третьего, живем мерками многолетней давности и обижаемся, что нас не понимают. Не существует же детей «вообще», есть дети своего времени и своих родителей. В середине века дети были одни, в двухтысячном году, наверное, будут совершенно другие. А искусство воздействует на людей разных времен по-разному. Меняется ритм жизни, меняются люди, меняются куклы, меняется и драматургия. Мы живем в конце 80-х годов XX столетия – Наши дети в первом классе решают уравнения с неизвестными, в третьем – классе складывают и вычитают в уме шестизначные цифры, А наша кукольная драматургическая кухня кормит ребят всех возрастов провернутыми диетическими спектаклями с потусторонним содержанием.

Может быть, стоит задуматься над тем, что механизм воздействия пьес, спектаклей на аудиторию не так прост, как кажется: показал положительного героя, вывел на сцену злодея, дети посмотрели и решили: «Буду делать хорошо и не буду – плохо».

Приведу любопытное наблюдение того же Э. Успенского: «Много лет назад мы с А. Хайтом написали пьесу «Остров ученых». Ситуация там очень простая. На острове в океане живут ученые – бывшие школьные учителя. Это хорошие люди, изобретатели, гуманисты, практически без недостатков. Остров захватывают пираты – двоечники, хулиганы, оболтусы. Когда мы прочитали пьесу ребятам, то удивились, что злодеи-пираты почему-то нравились ребятам, а добряки-ученые не вызывали у них симпатий.

Тогда мы поменяли акценты. Положительным ученым дали некоторые недостатки. Отрицательным пиратам – кое-какие достоинства. И симпатии зрительного зала перешли на сторону ученых»…

Вероятно, в этом наблюдении есть рациональное зерно. Кто больше всего запоминается детям, скажем, в «Острове сокровищ»? Сильвер, Билли Боне. Кто менее всего? Можете назвать с ходу имена положительных героев «Острова»?.. Вот и я не могу.

Какие персонажи лучше всего получились в «Дяде Федоре, Псе и Коте»? Кот Матроскин, почтальон Печкин, пес Шарик. То есть, вполне живые характеры, со всячинкой. Стали бы Чебурашка, Крокодил Гена теми, кто они есть для наших ребят (и нас), если бы не имели нормальных земных недостатков? Вряд ли. А Робинзон? А Гулливер? А Буратино? Алиса? Винни-Пух?..