В самом деле, разве тогда, в Едеме, отец наш заставлял Адама и Еву съесть тот самый запретный плод? Ничего подобного. Он даже не предлагал им его попробовать. Так, намекнул между прочим: «Будете как боги…» Они сами захотели этого! Плевать им на запреты и предостережения Врага, потому что им, видите ли, хочется! Хочется сладенького, хочется красивенького, хочется быть центром вселенной, быть как боги…
Вот тут мы им и предлагаем… Надо сказать, что здесь у нас и у служителей Врага имеет место разница как в концепции, так и в терминологии. Мы называем то, что предлагаем своим подопечным – удовольствиями, наслаждениями, радостями, утехами. И убеждаем их, что это-де и есть самое лучшее, самое желанное, самое главное в жизни. Что в них-то и состоит пресловутое счастье, о котором так мечтает каждый из них.
Однако служители Врага называют те удовольствия и наслаждения, которые мы предлагаем людям, совсем иначе – «соблазнами», «греховными похотениями», «страстными помыслами». И непрестанно и неустанно твердят о том, что-де следование по пути соблазнов пагубно и погибельно. А состояние, когда это входит в привычку (а привычка, как известно, вторая натура), они называют страстью. Греховной страстью. Весьма неприятное для нашего слуха словосочетание.
Что до слова «страсть»… Стоит согласиться с одним из их писателей, заявившим, что-де выражается сильно русский народ! В самом деле, какое сходство у слова «страсть» с двумя другими словами: «страдание» и «страх»! Вы думаете, это случайно? Отнюдь нет. Поскольку то наслаждение, которое мы предлагаем подопечному, и впрямь таит в себе и страх, и страдание. По понятным причинам мы скрываем это от людей, однако вам я скажу: это и впрямь так. Страсть – это пища, которая не насыщает, питье, которое не утоляет жажды, радость, которая не радует, замкнутый круг, по которому наш двуногий барашек будет бежать со всех ног, пока не рухнет замертво. И все-таки он будет бояться утратить это наслаждение, таящее в себе страдания и смерть, и пойдет на все, чтобы продлить его, неважно, какой ценой. Даже понимая, что когда-нибудь ему придется заплатить за него. Опять же, мы не преминем шепнуть ему: а то, что придется потом платить, так ведь это ж, пойми, потом…[24]
И, разумеется, мы не скажем ему еще одной нашей тайны: начав творить дела отца нашего, они вступают на путь, ведущий к нам, в наше царство. Впрочем, верующим во Врага эта тайна известна давно. В качестве подтверждения процитирую вам отрывок из одного рассказа английского писателя Честертона:
«Можно держаться на одном уровне добра, но никому никогда не удавалось держаться на одном уровне зла. Этот путь ведет под гору. Добрый человек пьет и становится жестоким; правдивый человек убивает и потом должен лгать. Много я знал людей, которые начинали благородными разбойниками, веселыми грабителями богатых и кончали в мерзости и грязи. Я знаю, что у вас за спиной вольный лес, и он очень заманчив. В одно мгновение вы можете исчезнуть там, как обезьяна. Но когда-нибудь вы станете старой седой обезьяной. Вы будете сидеть в вашем вольном лесу, и на душе у вас будет холод, и смерть ваша будет близка, и верхушки деревьев будут совсем голыми»[25].
Впрочем, чаще всего люди даже не вникают в смысл слова «страсть» и употребляют его, желая показать, насколько сильно им чего-то хочется или, наоборот, не хочется. Поэтому от них то и дело можно услышать: «Мне страсть как хочется поспать» или «Мне страсть как хочется пирожных». А то и еще более забавные вещи, вроде той истории про барышню и ее старую няньку, рассказанную кем-то из их писателей. Барышня, начитавшаяся романов и от нечего делать грезящая зефирами и амурами, интересуется у старой няни, как та в свое время вышла замуж – по страсти или нет.