”, зато справился с целой миской маринованных овощей; толстяк Баккер громогласно потребовал подливки к своему рису. Мой друг Эверт (когда ему надоедает собственное кулинарное искусство, он ест с нами) предложил ничего не подозревающим сотрапезникам острую приправу: “Не желаете ли немного кетчупа к вашему рису?” Он и бровью не повел, когда доверчивая госпожа де Прейкер после этого закашлялась и уронила в маринад свою искусственную челюсть.

Ее увели, и немного погодя Эверт прошелся по кругу, примеряя всем подряд ее зубы, словно хрустальные башмачки Золушки. Он прикинулся невинной овечкой, когда завотделением вызвала его на ковер. Даже пригрозил обратиться в службу контроля за качеством товаров, потому что-де обнаружил искусственную челюсть в банке с маринованными овощами.

Перед обедом я успел заглянуть на чай к госпоже Виссер. Ее болтовня еще хуже, чем ее чай. Я ей сказал, что не ем выпечки, доктор не разрешил. А почему не разрешил? Потому что у меня высокий сахар. От 20 до 25. Я нес несусветный вздор, потому что злился на самого себя, но она нашла нашу беседу весьма содержательной. И мне пришлось взять с собой три куска пирога на случай, если сахар придет в норму. Теперь они лежат в аквариуме на третьем этаже.

Из меня все больше капает. На белых кальсонах желтые пятна очень заметны. Желтые кальсоны были бы куда лучше. Я немного стесняюсь дам из прачечной. Так что в настоящее время вручную оттираю самые злостные пятна. Провожу, так сказать, предварительную стирку. Если я не сдам белье в прачечную, то вызову подозрения.

“Вы когда-нибудь надеваете чистое белье, господин Грун?” – спросит меня толстая дама из хозяйственной службы.

“Нет, толстая дама из хозяйственной службы, эти кальсоны так прикипели к моей старой корме, что я, кажется, буду таскать их до конца жизни”, – с удовольствием отвечу я.

Трудный выдался день: все тело трещит по швам. Ничто не может остановить износ старого корабля. С каждым днем принимаешь на борт все меньше груза, но на самом деле разваливаешься. Постепенно. Вот уж и волосы перестали расти. Во всяком случае на голове, зато в носу и ушах – сколько угодно. Но забитые бляшками сосуды уже не чистятся. Ни одна шишка не исчезает, и нижний кран непрерывно протекает. Одностороннее движение по направлению к ящику, вот что это такое. Ты никогда не молодеешь – ни на день, ни на час, ни на минуту.

Сидишь и хнычешь, старая развалина? Но хныкать лучше внизу, в гостиной. Там это развлечение номер один. Не проходит и получаса, как начинаются разговоры про какую-нибудь болячку.

Похоже, я малость захандрил. Нет чтобы ценить старость, наслаждаться ею, но это чертовски редко удается. Пойду прогуляюсь. В конце концов сегодня воскресенье. А потом под добрую рюмку коньяку немного послушаю Моцарта. Может быть, загляну к Эверту, его дурацкие выходки оказывают на меня благотворное терапевтическое воздействие.

Оказывается, вчера началось расследование скоропостижной смерти рыб на третьем этаже. В воде еще плавали остатки пирога госпожи Виссер. С моей стороны было глупо бросать пирог в аквариум. Если до ее ушей дойдет, что рыбы скончались от передозировки размокшего пирога, следы преступления прямиком приведут ко мне. Я должен подготовить линию защиты, а именно заглянуть за советом к адвокату Дёйкеру. Эверт – эксперт по части лжи во спасение.

В нашем доме запрещается держать домашних животных, за исключением рыбок и птичек “размером не более 10 и 20 сантиметров, соответственно”. Так указано в правилах внутреннего распорядка, чтобы нам не вздумалось заводить акул и орланов.