– Ах, Редмонд, голубчик, утро-то какое холодное, ты наверняка простудишься без шейного платка.

На это сочувственное замечание седельной подушки седло ответило упорным молчанием.

– Хорошо ли ты провел время с мисс Кланси, Редмонд? Вы, кажется, всю ночь не расставались?

На это седло только скрипнуло зубами и изо всех сил хлестнуло Дейзи.

– Что ты делаешь, глупенький! Хочешь, чтобы Дейзи стала брыкаться и сбросила меня? Разве ты не знаешь, какая я трусиха?

Говоря это, подушка тихонько обняла седло за талию и даже, может быть, чуть-чуть привлекла к себе.

– Я ненавижу мисс Кланси! – не выдержало седло. – Я только потому пошел с ней танцевать, что у той, на кого я рассчитывал, за всю ночь не нашлось ни минутки свободной!

– Надо было пригласить моих сестер! – ответствовала подушка, разражаясь смехом, в горделивом сознании своего превосходства. – У меня, голубчик, в первые же пять минут расхватали все танцы.

– Так неужто надо было пять раз танцевать с капитаном Квином? – воскликнул я, и – о неисповедимая власть кокетства! – мне кажется, что у Норы Брейди в ее двадцать три года радостно забилось сердце при мысли, как велика ее власть над простодушным пятнадцатилетним подростком.

Разумеется, она заявила, что капитан Квин нисколько ее не интересует; просто с ним легко танцевать и он занятный собеседник, и притом такой душка в своем военном мундире; и если человек ее приглашает, неужто она должна ему отказать?

– Мне же ты отказала, Нора!

– Вот еще! С тобой я могу танцевать хоть каждый день, – ответила мисс Нора, презрительно вскидывая головку, – да и неудобно танцевать на балу с кузеном; подумают, что у меня другого кавалера не нашлось. А кроме того, – продолжала Нора, и это был жестокий, безжалостный выпад, показывавший, как велика ее власть надо мной и как беспощадно она ею пользуется, – а кроме того, Редмонд, капитан Квин – мужчина, а ты ребенок!

– Погоди, вот я встречусь с ним, – вскричал я, разражаясь проклятием, – увидишь, кто из нас мужчина! Я намерен драться с ним на шпагах или на пистолетах, будь он сто раз капитан! Подумаешь, мужчина! Да я готов биться с любым мужчиной, кто бы то ни был! Разве я не взгрел Мика Брейди – и это в одиннадцать лет! И разве я не поколотил Тома Сулливана, хоть это такой верзила и хоть ему все девятнадцать минуло. А помнишь, как попало от меня учителю-шотландцу в школе? О Нора, зачем ты надо мной издеваешься?

Но такой уж стих нашел в то утро на Нору, она только и сыпала насмешками: говорила, что капитан Квин показал себя храбрым солдатом, что в Лондоне его знают как человека светского и что, сколько бы я, Редмонд, ни хвалился своими победами над учителями и деревенским сбродом, что ни говори, капитан Квин – англичанин, а с англичанином шутки плохи!

Тут она пустилась рассуждать о вторжении и о прочих военных материях: о короле Фридрихе (в те дни он ходил в протестантских героях), о мосье Тюро и его флоте, о мосье Конфлане и его эскадроне, о Менорке, недавно подвергшейся нападению, и о том, где оная, собственно, находится; оба мы сошлись на том, что в Америке, и оба надеялись, что французов там как следует взгреют.

Я вздохнул (я уже начинал оттаивать) и заговорил о том, как мне хочется быть солдатом, на что Нора, как всегда, возразила:

– Этого еще не хватало! Значит, ты собираешься меня покинуть? И куда ты годишься, скажи на милость? Разве что в недомерки-барабанщики!

На что я поклялся, что все равно буду солдатом, а со временем и генералом.

Так, болтая о том о сем, подъехали мы к мосту, который с этого дня получил название «Прыжок Редмонда». То был старый высокий мост, перекинутый через глубокий ручей, бежавший по каменистому ложу. И когда Дейзи с двойным грузом ступила на него, мисс Нора, дав волю своему воображению и все еще импровизируя на военные темы (голову даю на отсечение, что она думала о капитане Квине), – мисс Нора сказала: