Несмотря на выходной, в городе много детей с ранцами. У большой школы стоит рогатый памятник Скендербегу, вокруг которого валяются мешки с мусором. Впрочем, мусор здесь повсюду. Пока я фотографирую рогатого, возле меня останавливается дорогая машина, открывается окно, обдавая холодком, и высунувшаяся рука с золотым кольцом выбрасывает к ногам скомканную пачку сигарет.

«Скажите, пожалуйста, где здесь церковь Святого Дмитрия?» – вежливо обращаюсь по-сербски к пожилому мужчине в тюбетейке, который тащит в ремонт старый югославский обогреватель. Он смотрит на меня, ставит обогреватель и молча машет руками, показывая направление. Непонятно. Спрашиваю другого. С сильным акцентом, с трудом подбирая слова или делая вид, что подбирает, он объясняет, как проехать. Проезжаем центральную площадь, где напротив мэрии стоит огромная мечеть. До православной церкви ехать десять минут по улицам, заваленным строительным мусором, мимо шикарных кованых заборов, поросших розами.

Церковь Святого Дмитрия невозможно увидеть с дороги, она прячется в лесу за крепостной стеной, увитой колючей проволокой. Настоятель уехал на похороны, мы разговариваем с матушкой Сладжаной под огромным грецким орехом, на котором уже спеют плоды. Щедра природа южной Сербии. В мечети, которую видно с церковного двора, запел муэдзин. Мы замолчали.

«Тяжело было сначала, а что делать, привыкла, такая у нас доля», – вздохнула матушка и перекрестилась. Она рассказывает, что сербские дети и албанские учатся в разных школах, каждые – в своей. Из-за ремонта в сербской сербов перевели временно учиться в албанскую, ту, где стоит рогатый Скендербег. Но учат в разные смены. «У нас тут даже ни одной сербской пекарни нет, хлеб у албанцев покупаем, одежду, посуду, больше негде купить, тут только их магазины», – отметила матушка.

Во дворе церкви возятся с геодезической аппаратурой молодые парни, тоже сербы. Милош Митич рассказывает, что если бы здесь была работа, сербы бы тут остались. Но работы нет. «Здесь ни одной государственной компании нет, одни частные албанские. Албанцы все работают по заграницам, потом приезжают сюда и строят эти огромные дома, в которых никто не живет, посмотрите, все жалюзи закрыты, это пустой дом. Они любят кичиться богатством. В июле, когда сюда вернутся все, кто живет в Европе, вы увидите, что албанцы тут и на “Ламборгини” ездят!» – поделился он.

Его напарник Стефан Стойменович отметил, что сербы вынуждены сотрудничать с албанцами, чтобы тут выжить. «Мы все время должны контролировать каждое слово. Не дай бог сказать что-нибудь про политику, начнётся ссора и скандал, их тут много, нас почти не осталось, зачем нам лезть на рожон?» – сказал он.

О том, что косовары хотят «оттяпать» «Прешевскую долину», тут знают. «А куда мы денемся? Как это вообще возможно, менять территории? Это же не твои личные вещи “взял – отдал”? Сами албанцы на самом деле сомневаются, хорошая ли это идея, потому что они прекрасно знают, какая организованная преступная группировка управляет Косово, там – криминал, наркоторговля, поэтому им самим безопаснее, удобнее жить в Сербии, им это выгоднее», – рассказывает Милош.

Сербская молодежь получает рабочую визу и уезжает отсюда работать в Западную Европу или Россию. Остались только старики. «Да нас тут меньше пяти процентов живет. На службу человек десять приходит, на большие праздники может около ста пятидесяти приехать из окрестных мест. Трудно тут жить, работы, молодежи нет», – горько вздыхает матушка Сладжана. «Раньше все сербы жили у железнодорожного вокзала, теперь там тоже почти все албанцы», – говорит она.