Дальнейшее произошло автоматически. Я выхватил из кармана шриц-тюбик, сорвал с иголки колпачок и воткнул ее раненому в шею. Пальцы выдавили лекарство, и только затем до меня дошло: шприцов у меня всего пять! Вернее, уже четыре…
Менять что-либо было поздно. Я сунул использованный тюбик в карман и бесцеремонно стащил с несчастного тяжелый, расшитый золотыми позументами камзол. Он не возражал, вяло подчиняясь моим рукам. Отбросив камзол, я пригляделся. Багровое пятно на белой, украшенной кружевами рубахе ползло к животу. Из отверстия повыше соска толчками выбивалась кровь. Поврежден крупный сосуд. Хорошо, если не задето легкое.
Я вытащил из сумки кусок полотна, оставшегося после выкройки, свернул его и приложил к ране.
– Прижмите!
Он повиновался.
– Отец!..
Из-за кареты выскочила недавняя жертва насильников, понеслась к нам.
– Стоять! – рявкнул я.
Этой только не хватало! Начнет причитать и дергать раненого, а тут каждый миг дорог.
«Жертва» притормозила и гневно глянула на меня. Я разглядел юное личико, густо усеянное конопушками, курносый носик и серого цвета глаза под огненно-рыжими бровями. Такого же цвета были косы, уложенные на голове. Да уж, «Огонек»! Прикурить можно…
Не обращая внимания на ее злобный взгляд, я вытащил из сумки вторую рубаху, резким движением оборвал и бросил на землю кружева. В глазах «Огонька» гнев сменился изумлением.
– Держи!
Она поколебалась, но послушно ухватила ворот. Я натянул рубашку за подол, и острым лезвием мультитула стал пластать ее на полосы. Готовые сбрасывал себе на плечо. Девчонка, сообразив, ловко перехватывала пальчиками ткань. Спустя считаные секунды рубашка превратилась в бинт. Я связал концы полос и, подойдя к раненому, стал накладывать давящую повязку, не забывая забрасывать витки ему на плечо – иначе сползет. Длинные концы парика мешали мне бинтовать. Я стащил это воронье гнездо и сунул его девчонке. Та ахнула, но послушно взяла. Под париком обнаружилась потная лысина в обрамлении коротко остриженных седых волос.
Закончив перевязку, я отступил и критически оглядел свою работу. Коряво, конечно, но какое-то время продержится.
– Ты кто? – внезапно спросил старик.
Выглядел он довольно бодро: лекарство подействовало.
– Чужеземец, – выдал легенду я.
– Как ты здесь оказался?
– Шел.
Старик глянул пристально, всем своим видом показывая, что ответ его не удовлетворил. Блин! Он еще допрашивать будет!
– Никому не мешал! – с раздражением добавил я. – Но сначала меня огрели кнутом, а после пытались застрелить.
– Слуги приняли тебя за мятежника. Болваны! – скривился старик. – Окажись пистолеты заряженными, мы бы отбились.
Я хмыкнул. Судя по тому, как быстро «синие» расправились с кучером и охранниками, воевать они умели. Это были солдаты разгромленной армии, те, кого я видел в лесу. С путешественниками они в любом случае справились бы. Старик, видимо, догадался о моих мыслях и нахмурился.
– Почему ты помог нам? – спросил сердито. – Ведь мы тебя обидели?
Я пожал плечами: у меня не было ответа на этот вопрос.
– Ты странно выглядишь, – продолжил старик. – На тебе одежда, перешитая из женского платья. Мужчины Алитании не носят лилового. Да и по крою видно.
Соколиный глаз, мать его!
– Видите ли…
Я сделал паузу. Старик понял.
– В Алитании к благородным людям обращаются «черр». Ко всем – от простого сквайра до короля. Я – черр Оливер, съёрд этих земель. Она, – он кивнул на рыженькую, – черра Элизабет.
Вообще-то съёрд сказал: «Элтисисьютибет», но я мысленно переиначил имя в привычное. Я эти «сью» не выговорю.