Нет, даже думать о ней сейчас не буду!

Я показала язык своему отражению в зеркале и обернулась к Делфин, прикидывая, с чего следует начать откровенный разговор. «Арман де Шанвер тебя подозревает…?» Нет, не так, лучше: «Вообрази, дорогая, ходят слухи, что Бофреман предсказала наши действия в авантюре с Виктором де Брюссо в мельчайших подробностях!» Да, это немного изящней. Предсказания Мадлен, к слову, не сбылись, я не смогла довести дела до конца: заставить шевалье де Брюссо раздеться догола, облить его медом, обвалять в перьях и отправить на всеобщее осмеяние, но планы-то такие были. Или можно еще начать разговор…

– Не приходи сегодня на ученический совет, – сказала Деманже.

– Прости? – я вытаращилась на нее, ничего не понимая. – Но ты ведь сама меня туда пригласила.

– И теперь свое приглашение отзываю, – Делфин на меня не смотрела, ее невероятно интересовало нечто, что показывали только для нее в танцующих язычках каминного пламени.

Из десятков вопросов, немедленно возникших у меняв голове, ни одного задавать не пришлось, Делфин Деманже корпус филид первый год обучения продолжала с испугавшей меня монотонностью:

– Не приходи, прекрати за мной таскаться, втягивать в свои бездарные и безуспешные авантюры и вообще…

– Что вообще? Мы больше не подруги?

Она наконец посмотрела мне в лицо с ледяным высокомерием:

– Подруги, Гаррель? А мы, разве ими были?

– Мне так казалось, – пролепетала я, все еще надеясь, что Делфин сейчас рассмеется, признается в нелепом розыгрыше, и все будет как прежде.

Но девушка резко спросила:

– Когда, Катарина, тебе так казалось? В тот момент, когда ты не отомстила де Брюссо за мою поруганную честь? Ты знала, что этот мерзавец со мной сделал, знала, но предпочла с ним подружиться! Ну разумеется, шевалье твой товарищ по квадре «вода», он нужен тебе на турнире стихий, послушный и верный.

– Я Брюссо в квадру не выбирала, нас распределил лабиринт. Что же касается мести… поруганной чести…

Мысли в голове путались, поэтому и фразы получались бестолково рваными. Пять или шесть лет назад, меня тогда еще даже в Заотаре не было, у Делфин с Виктором было нечто вроде романа, Брюссо обманул бедняжку-оватку, его страсть оказалась притворной, в результате «блистательная четверка» – компания противных аристократов – над Деманже посмеялась. Да, я об этом знала. И, клянусь, если бы Делфин… Но она сама предпочла обо всем забыть.

– Хочешь, я вызову Брюссо на дуэль? – предложила я. – Стану твоим клинком?

Девушка фыркнула:

– Какое запоздалое благородство, Гаррель! Не трудись, за меня уже отомстили.

Не сказать, чтоб это меня расстроило, с моими-то невеликими успехами в фехтовании, но Делфин продолжала:

– Виктор де Брюссо с позором изгнан из «блистательной четверки», потерял покровительство маркиза Делькамбра, бывшие друзья его презирают, он жалок и будет растоптан, когда узнает, кто именно занял его место в компании лучших дворян академии.

– То есть, – не могла я не уточнить, – за твою честь вступилась де Бофреман? Та самая, что ее когда-то…?

– Прекрати, – перебила Делфин с горячностью, – Мадлен ни в чем не была тогда виновата, она всего лишь слабая женщина.

«Ну, в ее руках достаточно силы, чтоб дергать за ниточки своих клевретов, – подумала я, – и ты, дорогая, об этом прекрасно знаешь, но покорно вступаешь в ряды приспешников», а вслух спросила:

– Не эта ли слабая женщина подсказала тебе замечательную мизансцену в комнате пыток? Обезумевший от афродизиака голый шевалье, липкий мед, перья… Ах, нет, прости, ты ведь предлагала наполнить ночной горшок под потолком нечистотами из клозета.