– Кати…

Мужской голос, раздавшийся у самого уха, заставил меня вздрогнуть и обернуться. Виктор де Брюссо улыбнулся:

– Я тебя испугал? Прости… Позволишь, в качестве извинения, угостить тебя шоколадом?

Шоколаду мне хотелось, одалживаться де Брюссо – ни в малейшей степени, я вежливо отказалась и, кивнув шевалье на прощанье, отошла в сторону. Из окон галлереи Перидот, с той ее стороны, что не была занята магазинчиками и кофейнями, открывался вид на городскую площадь. Настоящая площадь Ордонанса, с конной статуей его величества Карломана по центру. Реальный мир! Как же я по нему скучала. Там, за окном, сейчас была осень, время года, о котором в стенах Заотара можно было бы и вполне позабыть, здесь было либо вечное лето на оватском этаже дортуаров, либо вечная зима со стужей на филидском. Возможно, осень с весной можно посетить из Белых палат сорбиров? Увы, я вряд ли об этом хоть когда-нибудь узнаю.

По площади, поднимая с брусчатки вихрь желтых опавших листьев, шел скверно одетый парень с лотком на кожаном ремне, я знала, что он торгует каштанами и что кулек этого лакомства стоит всего два зу.

Не буду об этом думать, не сейчас. Мне нужно пятьдесят девять корон, и добыть их я могу только из кошеля с вышитым на нем гербом Делькамбров. Катарина Гаррель вынуждена стать продажной женщиной, тем более гадкой, что расплачиваться своим телом с Шанвером она не намерена.

– Не намерена? Фи, Кати! Если уж берешь с аристократа деньги, изволь одарить его своими прелестями взамен!

И как это раньше я принимала Гонзу за свой внутренний голос? Абсолютно же непохоже.

Я улыбнулась:

– Даже, если маркиз этих самых прелестей не желает?

– Именно! Насильно одари!

Кругом были люди, смеяться в голос я не могла, хотя сдерживаться получалось с трудом.

– Привяжем его к кровати, ты будешь охранять подступы к спальне, чтоб Бофреман не спасла жениха.

– А ты не забудь заткнуть рот шевалье кляпом, а то еще вздумает звать на помощь!

– Он такой: «Помогите!» А я: «Обождите, маркиз, может, и сама как-нибудь с вами справлюсь…»

Звяк. Передо мной на подоконник опустился изящный поднос с двумя, исходящими паром чашечками, я повернулась к Виктору, не успев погасить улыбки. Тот решил, что веселье вызвано его появлением:

– Прошу, драгоценная…

– Шоколадница? – предположила я без сарказма. – Благодарю.

Отказываться от напитка теперь было нелепо, тем более, что завтрак я пропустила, а шоколад любила до безумия.

– Спроси его про Урсулу, – велел невидимый Гонза.

Я мысленно отмахнулась: «уже спрашивали, и, если бы кое-кто был со мной, а не отправился по своим демоническим делишкам…», отпила из чашечки, прикрыла от удовольствия глаза. Божественный вкус.

– И что ответил Брюссо? – не унимался фамильяр.

Между прочим, вести одновременно две беседы, одна из которых ментальная, было трудно, и я с задачей не справлялась. Виктор заметил мою крайнюю рассеянность и хорошо, если не счел ее придурковатостью.

– Осень, – протянула я, чтоб хоть что-то сказать.

Собеседник согласился:

– Да уж…

Гонза фыркнул:

– Информативно-то как! Ну так что? Когда Арман де Шанвер собирается опять отправиться на поиски…

– Если мадемуазель Гаррель считает ниже своего достоинства общаться с изгоем, – произнес де Брюссо, скрыв от меня окончание фразы демона-фамильяра, – я немедленно удалюсь.

«Чего?» – подумала я. Гонза решил, что вопрос обращен к нему:

– Когда, говорю, маркиз…

– Да нет же! Виктор, что за странные фантазии? При чем тут мое достоинство?

Шевалье смотрел в окно, лицо его эмоций не выражало:

– Я – изгой, Катарина, меня сторонятся, как прокаженного.