Мигрантов, как теперь принято говорить.

Весь мир культуры (по крайней мере, та его часть, которая более других чтила память предков, а именно палеонтологи) в 1995 году был совершенно потрясен находкой в словенской пещере Дивье-Бабе. Это был самый первый из известных нам духовых инструментов – костяная флейта. Ее возраст с помощью радиоуглеродного анализа определен в 43 100 лет.

Я понимаю, что сорок три тысячи лет вас ничуть не удивили, некоторое недоумение вызвала лишь цифра сто. Ничего страшного, давайте вместе будем гордиться успехами датировки с помощью радиоуглеродного метода.

С этой находкой связана жуткая и загадочная история. Дело в том, что там же, в пещере, были найдены украшения, сделанные из зубов неандертальцев. Если пещера принадлежала самим неандертальцам и флейточка тоже их, то и ладно – это их внутреннее неандертальское дело – хотят носить собственные зубы на веревочке, пусть носят.

В пользу существования неандертальской духовой школы может говорить и тот факт, что флейточку сделали из берцовой косточки маленького пещерного медвежонка – у неандертальцев была скверная привычка выгонять пещерных медведей из их жилищ и поселяться там самим. Через несколько тысяч лет подобной практики пещерные медведи полностью вымерли.

Но если в этой пещере жили сапиенсы, то это означает, что пришедшего к ним на концерт неандертальца они просто сожрали.

Честно говоря, я даже не могу сказать, кто из них мне менее симпатичен.

Ведь музыку любили и те и другие.

Таким образом, тема гения и злодейства, столь остро и драматично поставленная А. С. Пушкиным в маленькой трагедии «Моцарт и Сальери», берет начало в этой самой пещере Дивье-Бабе на юге Европы.

Но, как говорится, недолго музыка играла…

Все это было бы хорошо и романтично, однако не прошло и двадцати лет всеобщего восторга, как въедливый чешский палеонтолог Кайюс Дидрих в 2015 году все испортил, еще раз внимательно изучив отверстия в медвежьей косточке. Он пришел к выводу, что столь аккуратная перфорация на музыкальном инструменте из Национального музея Словении в Любляне принадлежит не пещерному мечтателю, тянущемуся к прекрасному, а очередной гиене с ее своеобразным хорошо темперированным прикусом. Так мечта о прекрасном приобрела статус простого объедка.

Тем не менее некоторым наиболее целеустремленным нашим современникам удалось извлечь музыкальные звуки из ими же изготовленной копии музейного экспоната, что говорит как о чрезвычайно тонкой грани между целенаправленностью и случайностью, так и о том, что, вопреки известной реплике Эйнштейна, Бог все же иногда играет в кости.

Так, что там могло еще сохраниться? Деревяшечки? Так себе идея. Быстренько перебираем в уме материалы, которые сохраняются лучше, чем стручки и деревяшечки, и достаточно очевидным образом приходим к идее медных духовых инструментов. Правда, эта идея быстро обламывается, потому что о меди в интересующие нас времена никто не слыхал, а железный век – это и вовсе светлое будущее человечества, а суровое настоящее пока палеолит, каменный век. До железного еще дожить надо.

Но люди, между прочим, очень здорово умеют подменять понятия. Ведь то, что нынче в академических кругах культурно называют медными духовыми инструментами, это всего лишь сильно модифицированные рога. Они так и называются – рога, horn, горны. Дело-то житейское – животное съедали от хвоста до рогов. А рога сколько ни отваривай, толку не будет. Зато в них можно дуть, достаточно отпилить острый конец. И кстати, это очередная иллюстрация принципа финансирования искусства по остаточному принципу. Раз съесть не удалось, то обсосали и передали в отдел по культуре.