– Изготавливаю сыр «Комте» настоящий, без изъянов, – хвалился он. – У меня «симменталки» элитные. Возьмете сыр попробовать? – И он кивнул в окно лавки: по загону чинно брели уже другие коровы – белые с рыжими пятнами, толстые, едва не лопающиеся от сытости. Симментальская порода.

– Вы владелец фермы? – спросил Гектор словно между прочим.

– Сам фермерствую, сам торгую. Возим с сыном и женой в Москву продукцию индивидуальным клиентам помимо интернет-магазина. И лавку имеем постоянную на Даниловском рынке-фудкорте.

– Гек, и нашим домой закажем. – Катя поняла мужа с полуслова: сначала надо купить товар у фермера, а уж затем лезть к нему с вопросами насчет давнего убийства. – Мы возьмем йогурты, творог, кефир. Молока, масла и мяса или фарша на котлеты и сыр ваш знаменитый. – Она выбирала по прейскуранту для свекра и сиделки. Уточнила дату и время доставки, указала адрес.

– Серебряный Бор? Вы у меня первые клиенты оттуда. На Патриаршие вожу, в Сербор не доводилось. – Хозяин фермы пристально разглядывал их. – Вы туристы? На отдых?

– Я в прошлом журналист, собираю материал для документальной книги про убийство в доме бакенщика в Кукуеве, в нем подозревался малолетний сын жертвы. – Катя сразу пошла ва-банк. Разу уж они заключили договор с Симурой Кэнином, грех не представить все дотошные расспросы в свете творчества и «будущей книги».

– Вы писатель? – Фермер заинтересовался. – Может, жена что-то ваше читала?

Катя скромно потупилась: чем ей похвастаться, если все проекты – пока лишь воображаемые фантомы? Но виду не подала.

– Вы помните события с убийством в доме бакенщика? – Гектор оплатил картой домашний заказ, их с Катей покупку и продиктовал номер телефона – по нему фермерский грузовик пропустят по его заявке через КПП в природный заповедник Серебряный Бор на их Третью линию, куда путь чужому транспорту закрыт.

И фермер выдал: мол, до сих пор помню… и нахожусь в шоке… А также сообщил сразу ценную информацию: покойник его бывший арендодатель. Обвинил недвусмысленно именно Серефима в убийстве отца. И внезапно добавил:

– Не дом бакенщика. Домом ведьмы зовется в народе хибара в лесу на Круче.

– Ведьмы? – Катя выказывала живейшее любопытство. – А почему?

– Не в курсе, связано вроде со страшилками про мать Геннадия Ильича. Он никогда не вдавался в подробности – понятно же. А мы с женой люди приезжие, мы ферму у него арендовали за два года до трагедии. Он сельским хозяйством не интересовался, в ферму просто деньги вложил, но пустил все на самотек. Мне потребовалось немало сил на выправление ситуации. Зато сейчас мы твердо стоим на ногах.

– Если нашим домашним понравятся творог, кефир и сыр, мы станем вашими постоянными клиентами, – пообещала Катя. – Ферма перешла к вам во владение после гибели Елисеева?

– Я ее выкупил у его компаньона. Он счел ее убыточной. Избавился. Здесь же надо вкалывать, навоз возить. Ему вся доля бизнеса Геннадия Ильича за пять пальцев на ладони досталась после похорон. У них, оказывается, имелся корпоративный договор. Я о нем и не подозревал. Геннадий Ильич вдобавок компаньону и задолжал много. Он ему доверял – они школьные товарищи с детства. И бизнес вместе крутили. Главный доход им приносила фабрика по производству торговых павильонов. Вы могли видеть ее с дороги, когда сюда поворачивали, в Лушево. И еще цех по изготовлению упаковки, но масштабы, конечно, не сравнить с фабрикой. Ферма всегда шла довеском. В голове до сих пор не укладывается поступок его сына-пятиклассника! Убийство! Он же его бил, резал и жег огнем. Причем мальчишка никогда не слыл психически нездоровым. Нормальный ребенок. Геннадий Ильич в нем души не чаял.