Мальчик поднял на него мутный взор.
Мужчина возвышался над ним, скорчившимся на стуле, и тоже внимательно разглядывал – его сырую одежду в бурых потеках. Его вспотевшее чумазое лицо. Его руки.
– Фокус-покус! – объявил он и сделал цирковой жест.
В его руке оказалось зеленое яблоко – сочное, крупное. Он забрал со стола овощечистку, приложил к кожуре и слегка нажал.
– Штучка-дрючка-закорючка. А полезная в хозяйстве! – поделился он и начал очищать яблоко.
– Острая словно бритва, – пояснил он мальчику, вперяясь в него тяжелым пронзительным взором. – Два лезвия.
Он орудовал овощечисткой мастерски, вертя яблоко – зеленая лента кожуры вилась длинным серпантином, не обрываясь.
Мальчик завороженно наблюдал. В глазах его застыло странное выражение: смятение, недоумение, почти благоговение, покорность, ужас…
– Кожура плотная, грубая, – пояснил мужчина. – А под ней все мяконькое, животрепещущее… Кожа – она ведь и есть кожа. И у фрукта, и у нас с тобой. А?
Он остановился. Показал овощечистку в своей правой руке и…
Резким жестом провел ее парными лезвиями по тыльной стороне левой кисти, сжимавшей яблоко. На загорелой коже сразу возникли две алых полосы.
– Чуть-чуть нажал, – медленно, словно в раздумье, произнес мужчина. – Немножко посильнее, и кровью набухнет порез.
Он вернул овощечистку на край стола. Взял ножницы. Показал их.
– Хорошо наточенные, – объявил он. – Кромсают, отсекают. Режут по живому.
Щелк!
Мальчик отпрянул, сжался в комок на стуле. На секунду даже зажмурился. Но затем открыл глаза.
Щелк!
Мужчина обрезал ленту зеленой кожуры яблока. Она упала к его ногам.
– Сколько раз тебе, наверное, твердили: «Лгать нехорошо. Позорно», – сказал мужчина. – Десять? Сто раз?
Нет ответа.
Мальчик не отрывал взора от его свежих порезов.
Опустил глаза долу.
Яблочная кожура на полу.
Мужчина наступил на нее ногой. Раздавил.
– Руку протяни, – попросил он.
Мальчик не пошевелился.
– Я кому сказал? Ну?! – Мужчина слегка повысил голос: – Руку сюда! Правую. Ты же не левша. Ладонью вверх!
И ребенок подчинился. Подобно загипнотизированному сомнамбуле.
Мужчина вложил ему в руку очищенное яблоко, испачкав ладонь липким соком.
Пальцы мальчика дрожали. Застыв в ступоре, он продолжал сидеть с вытянутой рукой с яблоком.
– Кушай яблочко, гаденыш, – словно хищник из «Красной Шапочки», широко и победно улыбнулся мужчина. – Жуй!
Мальчик поднес очищенное яблоко ко рту.
– Лады. Ты ж голодный. Ешь. – Мужчина сочувственно вдохнул. – Десерт беседе не помеха. А вранье не выход из сложившейся ситуации.
Мальчик послушно укусил яблоко. Ощущая его медовую сладость, он глядел на ножницы, которые мужчина продолжал сжимать в кулаке.
Глава 3
Ревность
Когда-то давно…
Облачное хранение памяти
Самая яркая картина из его малолетства. Ему пять. Отец еще жив. Вскоре он умрет от передозировки. «Скорая помощь» окажется бессильной – отец скончается на руках врачей в квартире матери, так и не успев за все проведенные совместно годы с ней официально расписаться.
Но сейчас отец жив и здоров. Весел, оживлен, разговорчив и одновременно внутренне сосредоточен: впереди у него вечерний спектакль. Он сам забирает пятилетнего сына из детского сада. Тот недалеко от филиала Малого театра. Они вдвоем пробираются через паутину кривых безлюдных переулков Замоскворечья, и отец по пути рассказывает ему: «В желтом особнячке коптил небо жадный купец, он поймал на Оке золотую рыбку, сварил из нее уху, но золотая рыбка даже вареная наказала его». «А в доме с колоннами обитал один чувак прикольный – он писал памфлеты и стал прототипом другого чувака, кричавшего: „Карету мне, карету!“»