- По-особому? – совсем сбитая с толку, переспрашиваю я, - О чем ты?

- Он трахал тебя? – пригвождает меня к полу словами.

В ушах отчего-то звенит, а в голове словно белый шум. Прозвучавший грубым тоном вопрос выбивает почву из-под ног и мне становится нехорошо от затапливающего с головой тошнотворного чувства.

- Папа… - шепчу я.

- Просто ответь, Ева. Это важно, - требует жестко отец.

Меня потряхивает, но я все же нахожу в себе силы ответить:

- Он не трогал меня. Вообще. Никак.

- Хорошо, - на той стороне телефонной трубки слышится облегченный выдох. Отец молчит какое-то время, и я тоже молчу. Просто не могу больше выдавить и слова, хотя должна спросить, когда же он разберется со всеми проблемами и я вернусь домой. Но я не могу, просто не в силах даже звука произнести.

- Давай поступим вот как, - слышится в трубке, - Пока что ты будешь у него, но обещаю, это ненадолго. Зверь обещал тебя не трогать, но и ты… знаешь, следи за собой. Знаешь же поговорки всякие…

- Какие поговорки? Папа, о чем ты?

- Не прикидывайся ребенком. Знаешь же, что, если баба не захочет, ничего не будет. Начнет лезть, не давай ему, поняла? Женщины слабые на передок, так что смотри мне. Чтобы без этого, иначе так с ним и останешься.

На глазах закипают слезы. Я прижимаю трубку к уху, боясь выронить ее на кафельный пол.

- Ты слышала меня?

- Я слышала, папа… - еле выдавливаю я.

- Вот и умница. Скоро я тебя заберу. Все, будь хорошей девочкой.

Звонок сбрасывается, а я все так и стою, прижав смартфон к щеке. Щеки влажные от влаги, я смотрю перед собой остановившимся взглядом. Просто не верю, что этот разговор был реальностью, что я действительно услышала все это от своего родного отца.

Хочется разрыдаться навзрыд. Чувство гадливости, оставшееся после разговора, не проходит, я как будто вся выпачкана из-за вопросов, что задал папа. Что он мне сказал. Мы с ним никогда толком не разговаривали о мальчиках. Я всегда была в учебе, он много работал, а тут вдруг… еще и так мерзко сказано… Разве я хоть раз давала отцу повод думать о себе, как о какой-то безотказной продажной девке, которая легко из койки в койку прыгает? Да я даже не встречалась ни с кем никогда, не целовалась даже! Чем я заслужила выслушивать такое?

Я стираю злые слезы. От затапливающей с головой обиды хочется расплакаться еще больше. Сесть в уголок, уткнуться в коленки, спрятаться от всего мира и горько-горько плакать. Останавливает лишь то, что красные глаза будет никак не скрыть. Тогда начнутся расспросы от мордоворотов Камиля, а потом они еще и ему доложат, что я ревела в туалете торгового центра. Лучше потерплю до возвращения домой.

Правда, охранники все равно пристают, стоит мне только выйти из туалетной комнаты.

- Чего так долго, кроха? – недовольно хмурится Гелич.

- Да че ты, девки тоже люди. Может ей приспичило сильно, вот и сидела там в обнимку с белым другом, - шутит Саня и они снова давятся смешками.

А мне вдруг хочется треснуть их. Все эти разговоры, шуточки… я вдруг поняла, что они мне напоминают. И эти амбалы, и отец говорили обо мне как о какой-то вещи. Давали распоряжения, подтрунивали, будто у меня чувств нет, я должна просто заткнуться и вести себя «как хорошая девочка».

- А ну заткнитесь! – неожиданно даже для себя рявкаю я. – Еще хоть слово услышу в свою сторону и я… я… расскажу все Камилю, поняли?!

К моему удивлению, угроза неожиданно возымела действие и все оставшееся время оба охранника даже слова не проронили. Саня вообще как будто бы обиженно дулся. Ну и пусть. Мне сейчас точно не до разборок с охраной. Слова отца не шли из головы. Его как будто подменили… да, раньше мы не общались очень уж близко… папа довольно закрытый человек. Но ведь и такой грязи он никогда не говорил…