– Слишком любопытная девочка, – низким, будто охрипшим голосом шепчет он. – Я просил тебя помолчать, но у тебя рот не закрывается, да, Ника?

Его горячее дыхание, пахнущее цитрусами, обжигает кожу, его лицо, его грудь, его руки так близко, что я чувствую жар, исходящий от его тела, и от этого так страшно и так… Так непонятно.

– Я просто… – выдавливаю я из себя непослушным сиплым голосом. – Я же просто спросила!

– Не хочешь слушаться? – красивые губы тянутся в усмешке, а ледяные глаза вспыхивают жестким огнем. – А ведь я знаю, чем можно закрыть этот болтливый ротик. Напрашиваешься на поцелуй, Ника? Этого ты хочешь?

– Нет!

Да…

Мое сердце бешено колотится, и я забываю, как дышать. Стою, широко раскрыв глаза, смотрю на холодное красивое лицо Алекса – своего мужа – и вижу, словно в замедленной съемке, как он наклоняется к моим губам.

Я мечтала о том, что он меня поцелует. Столько раз мечтала и ругала себя за эти безнадежные фантазии, но после того, как я приняла его предложение, фантазии обрели силу реальности, превратились в ожидания. Я ждала, что Алекс меня поцелует, я думала о том, на что будет похож вкус его губ, будет ли его язык проникать внутрь моего рта и где будут в этот момент его руки. Будут ли они обнимать меня за талию, удерживать за затылок или гладить по лицу.

Я так ждала этого! Пока не узнала, что наш брак ненастоящий.

Значит, и поцелуй сейчас будет ненастоящий? Фальшивый, фиктивный? Но почему я все равно так ужасно этого хочу?

Я зажмуриваюсь, чувствую его дыхание на своих губах, замираю и…

В дверь кабинета стучат.

– Кто? – рявкает Алекс.

Его голос хриплый и раздраженный, а ладони все еще прижаты к стене рядом с моим лицом.

– Александр Маркович, там госпожа Радонежская приехала, – слышу я его секретаря.

Диана Радонежская?

Его Диана?

Алекс тяжело смотрит на меня, потом резко отворачивается, отходит к столу и тяжело бросает в сторону дверей:

– Зайди.

Секретарь шустро заходит, искоса бросает на меня взгляд, но тут же делает вид, будто не видит ничего странного в прижавшейся к стене девушке, и деловито говорит:

– Госпожа Радонежская сейчас внизу, в гостиной. Я предложил ей кофе, но она отказалась. Он хотела подняться к вам, ну, – в гладкой речи парня возникает короткая заминка, он опять искоса на меня смотрит, словно сомневается, вправе ли я все это слушать, – ну как всегда она к вам поднимается. Но я сказал, что вы приказали на второй этаж никого не пускать, и госпожа Радонежская сейчас… немного не в духе из-за этого.

– Немного? – вскидывает бровь Алекс.

– Ну… много, – со вздохом соглашается секретарь.

– Это ожидаемо, – хмыкает он. – Диана и терпение – вещи несовместимые. Передай ей, что я сейчас спущусь.

– Конечно, Александр Маркович.

Он выскальзывает из кабинета, а Алекс смотрит на свои ладони, лежащие на столе.

– Иди к себе в комнату, Ника, – приказывает он, не глядя на меня. – У меня много дел.

– В комнату, – невыразительно повторяю я.

В груди огнем жжет стыд из-за того, что я повела себя как дурочка: зажмурилась, губы под поцелуй подставила… А ведь Алекс, наверное, даже и не собирался этого делать. Просто дразнил меня. Как ребенка…

– Именно, в комнату, – с ледяной любезностью соглашается он. – И я тоже сейчас уйду. Если захочешь еще поговорить, предупреждай заранее, а лучше запишись через секретаря. У меня очень плотное расписание и каждая минута на счету.

– И что, я должна буду сидеть в своей комнате и никому не показываться? – спрашиваю я с вызовом. – Типа домашний арест?

Я понимаю, что веду себя очень глупо и по-детски, но это так унизительно и обидно, что меня отсылают словно собачонку, как только появилась Диана.