— Здесь, — заявляю и открываю ей дверь в смежную комнату, которую мама использовала для релакса. Там, кроме одного диванчика и столика журнального, ничего нет. Но спать на этом диване сложно.
— О, вы пришли, — Рита поднимается с места, отставив котят в сторону. — Я свободна? Мой рабочий день в качестве няни окончен?
— Окончен, — радую ее.
— Здесь была комната?! — шокированно спрашивает Мия. — Я думала… это стена!
— Все так думают, — развожу руками и беру в руки темненького котенка. На бандита мелкого похож. — Как они вообще?
— Нормальные котята. В меру игривые, любопытные и писклявые, — выносит вердикт Рита. — Но я с ними сидеть больше не буду, — заявляет и показывает свои руки. — Они меня всю исцарапали! Я требую больничный, Матвей Рустамович! У меня производственная травма!
— Ничего! Премию выпишу, — обещаю и замечаю на ее лице улыбку. — Маргарита, но об этом никому? Хорошо?
— Ой, делать мне нечего, как с этими курицами секретами делится! — закатывает глаза. — Они мою подругу выперли! Я готовлю им кровавую месть! — делится планами, коварно улыбнувшись.
Быстро чмокнув Мию, убегает. При этом ее энергетика остается. Рита меня сегодня тоже удивила. Она казалось мне болтушкой, а оказалась на деле, что шебутная, активная, на движе и за любой кипиш.
— А она ничего такая, — хмыкаю Мие, говоря о ее подруге. — Нормальная, — сажусь на диван, продолжая наглаживать черного сорванца.
— Она и правда хорошая и классная. Но я к ней с осторожностью, — рассказывает Мия и садится рядом, взяв кремового малыша. — А она тебе понравилась, да? Рита эта?
— Ну да, — киваю, а котенок в моих руках больно кусает меня за палец. Одергиваю руку и хочу ему погрозить пальцем, а он решает, что я с ним играю, и вновь тянется кусаться. — Простая она и без приколов.
— Нет, как девушка? Как женщина? — закусывает губу.
— О нет! — восклицаю. — В моей личной классификации она относится к третьему типу: я не трогаю ее, она не трогает меня.
— А какие два других? — заинтересованно спрашивает, пока ее котенок мирно спит, позволяя себя гладить со всех сторон.
— Те, кто хочет меня, — называю ей, читая ее реакцию по глазам. — И те, кого хочу я.
— И к какому относится Жанна? — уводит взгляд, будто боится моих слов, но, как мазохист, требует боли.
— Те, кто хочет меня.
— А я?
— Тех, кого хочу я.
— Хм-м… — возвращает глаза на меня. — Но я тебе призналась в любви. Значит, я хочу тебя. Разве не логично?
— По твоей логике возможно. Но нет, — заинтересовываю ее. — Каждый вид делится еще на два подвида. Те, кто хочет меня, и я им это даю. Те, кто хочет меня, и этого не получает. С другим все так же. Те, кого хочу я, и это получаю. И те, кого я хочу, но это лишь мечты.
— И какой подвид я?
— Пока еще не понял.
— Почему?
— Потому что с тобой сложнее, — признаюсь ей. — Рисков больше. Пока еще не осознал, хочу я рискнуть или нет. Стоит ли игра свеч.
— Трусишка ты, ясно! Понятно! — бросает и заказывает глаза.
И этот ее жест просто выводит из себя. Ее слова включает мой мысленный чайник на режим «кипячение». За одну секунду эта девушка заставляет взбеситься и отключить мозг.
Резко поднимаю руку. Касаюсь ее щеки и принуждаю повернуть голову ко мне. И тут же вписываюсь губами в ее.
— Мот, — возмущенно отталкивает она меня от себя после того, как минуту принимала мои поцелуи и таяла в моих руках. И таяла она в прямом смысле этого слова. Если бы не я ее не держал, мадам Сарчевски лежала бы на полу. — Ты что творишь?! — вопит так, будто не отвечала на мои поцелуи.
— Я что творю? — недоумеваю. — Проверяю гипотезу!