Это хорошо.

Потому что, уверена, он обо мне давно забыл. Работы много. Внимания, подозреваю, тоже. Есть, с кем пообщаться, кроме глупой любительницы поискать розетки в неожиданных местах.

Когда вспоминаю свои слова в той беседе, испытываю стыд. Сейчас всё кажется неуместным. Хотелось бы произвести другое впечатление, пусть я и не знаю, какое произвела в реальности. Но это всё неважно. Правда. Потому что в моем будущем никакой роли не сыграет.

Мне нужно думать о планах на предстоящее лето, о разговорах с отцом. О Мите… И снова ох…

Он меня не оставляет. Изменил тактику: теперь извиняется. Говорит, что осознал неправоту и перед родными тоже готов извиниться. Клянется, что без меня плохо. И мне кажется, что я вижу это во взгляде. Из-за этого плохо уже мне. Сердце отзывается.

Я не могу снова ему так же довериться, розовые очки слетели. Но и избавиться от возможно глупой веры, что у нас еще все может сложиться, тоже не могу.

Он больше не делает широких неуместных жестов, как тогда с платком. Просто смотрит издалека. Пишет. Звонит. А я не блокирую.

Дура, да?

Возможно. Но я верю в его раскаянье. Что нам делать, тем не менее, не знаю. Больше не разрешу так много, как раньше, пока не заявим о своих отношениях по-честному. А заявим ли – вопрос.

И ответ на него я сегодня искать не хочу.

Митя поймал меня, когда вылетела из аудитории со своей последней пятеркой. Я была так взволнована и рада, что с улыбкой нырнула в раскрытые объятья. Он вложил мне в руку коробочку, поцеловал в волосы, шепнул, что любит и поздравляет с еще одним годом. Отпустил, когда я попросила.

Сейчас коробочка лежит в сумке. В ней – очень нежный золотой браслет. Он, конечно, не сравнится с тем золотом, которое дарит отец, но сеет в моей душе полный раздрай.

Митя – не наш. Но разве он из-за этого не хороший? С другой стороны, откуда увереность, что разница между нами – это не пропасть?

Не знаю.

Мы с однокурсниками празднуем сдачу сессии в кафешке. Посидев чуть меньше двух часов, я начинаю собираться домой. Не заскучала, просто чем дальше – тем градус веселья выше. После кафе по плану – ночной клуб. Там будет и Митя. Он очень просил меня отпроситься и прийти.

Я могла бы соврать маме, что празднуем с девочками. Она мне доверяет, отпустила бы. Но не хочу.

Помню просьбу Бекира. Да и в себе не разобралась.

Поэтому собираю вещи, оставляю несколько купюр и заказываю такси домой.

Выйдя из автомобиля, бросаю быстрый взгляд на подъезд к воротам. Там нет той самой машины. Стыдно признаться, но я теперь всегда проверяю. Когда не обнаруживаю – грущу. По какой причине – стараюсь не закапываться. Это пройдет.

Приподнимаю воротник рубашки и втягиваю носом запах. В кафе был кальян, несколько курящих, много выпивки, а моему дому запах табака и алкоголя не свойственен, поэтому я успокаиваюсь, не обнаружив его на себе.

Взлетаю по ступенькам, с широкой улыбкой распахиваю дверь. Быстро разуваюсь, с порога крича:

– Мамуль, я дома!!!

Если честно, уже жду реакции. И даже немного обижаюсь, что ее нет.

Бросаю сумку на пол, приседаю и роюсь в поисках зачетки, но первым нахожу чехол. Вздыхаю, глажу, как бы извиняясь, но оставляю внутри.

Айка, если ты все с ним решила, то зачем вообще взяла?Тайно же не поносишь… Еще один неотвеченный вопрос мучает совесть, а пальцы сжимают плотный картон. Несусь на кухню, размахивая зачеткой.

– Анасы, ты почему свою дочь не встречаешь, а?! – Играю в возмущение. Хмурю брови (мама говорит, я так сразу становлюсь похожей на отца), вжимаю кулак в бок.

Жду, что мама отреагирует смехом. Всплеснет руками и начнет также игриво извиняться.