Но её неожиданно перехватывает Дженни. Перехватывает в прямом смысле! Дёргает её за локоть и останавливает, как кобылу под уздцы на полном скаку. Слышу воркующий голосок невестки:
- Ах, милая Диана! Неужели вы не видели? Какое ужасающее пятно от соуса у вас на платье!.. Вот здесь, здесь, сзади!.. пойдёмте, помогу вам…
Как же я люблю Джен!
И как ненавижу свой дурацкий характер.
Опять ведь лезу на рожон. Предпочитаю узнать всю правду сразу – чем потом мучаться от сомнений. Он правда не хочет со мной танцевать? Или есть другие причины?
Не будь я дочерью Уильяма Шеппарда, которого за упорство и цепкость прозвали Бульдогом, если сегодня не выясню это точно.
Я хотела танцевать с Дорнаном Морриганом. И я буду с ним танцевать.
- Ваша светлость…
Из этого глубокого реверанса я точно не встану. Кажется, переоценила свою смелость. И заготовленные слова все провалились куда-то. И ноги не держат.
Морриган обрывает на полуслове очередной разговор… и оборачивается.
А я всё так же не могу поднять глаз и найти эти проклятые слова.
Молчание, молчание – и не только наше, но и тех, кто рядом. Бьёт по натянутым до предела нервам, вот-вот порвёт их – как те струны многострадальной скрипки.
По правилам этикета он вправе отказать, не объясняя причин. По правилам негласного этикета после этого на мне будет несмываемое клеймо, и каждый гость сегодняшнего бала станет гадать, чем же не устроила дочка Шеппардов придирчивый взгляд Дорнана Морригана.
- Почту за честь.
Холодный светский тон без малейшего оттенка эмоций.
Из реверанса меня вытаскивает его учтиво поданная рука.
И мы входим в круг вальсирующих пар.
Я не очень-то люблю танцевать и частенько бываю неуклюжа. Но этот танец… я словно лечу над полом.
Его горячая ладонь на моей талии – не дальше и не ближе, чем дозволяется. Твёрдое касание руки, держащей мою руку… и я впервые жалею, что надела сегодня перчатки, чтобы скрыть последствия «беседы» с Оливером. С недавних времён произошли кое-какие послабления бальных правил, и теперь дозволяется танцевать без перчаток, касаясь руки партнёра голой рукой. Что немедленно объявили страшным развратом пожилые матроны – но горячо одобрили юноши и девушки. Я бы хотела узнать, что бы почувствовала, если б коснулась его кожи…
Светской беседой меня развлекать явно никто не собирается. А я и так уже проявила достаточно инициативы. Так что мы просто танцуем… и танцуем… и танцуем… в гробовом молчании.
Я вижу лишь тщательно выбритый подбородок герцога и треугольник загорелой шеи в обрамлении белого шейного платка. Выше взгляд поднять не решаюсь… но чувствую, что он на меня не смотрит совсем. Куда угодно в сторону – но не на меня.
Настроение падает ещё ниже.
Ну вот и узнала. Я ему просто-напросто не интересна. Что ж… зато полегчает! Потом как-нибудь. Не ожидала, что правда уколет так больно.
Зал кружится, и кружится, и кружится...
И мы кружимся вместе с ним...
И хотелось бы и впрямь взлететь, но та тяжесть в груди, тот камень, который по ошибке вложили вместо сердца - не пускает.
Скорей бы этот танец закончился.
Последние такты, и мы замираем друг напротив друга – ещё более далёкие и чужие, чем были в начале.
Он сразу же убирает ладонь с моей талии. На теле остаётся тёплый след, который стремительно остывает. Но руку мою... отпускать почему-то не спешит.
Наверное, мне всё же нужно что-нибудь сказать напоследок. Из вежливости.
- Благодарю за танец. Я… чудесно провела время. Простите, что вам пришлось потратить своё на меня. Как видите, я так и не нашла вам в этом зале партнёрши, способной не наступать на ноги. Пришлось выдвинуть свою кандидатуру.