– Будем надеяться, что выползла через окно.
– Вряд ли. Наверняка где-то в доме. Но я ее никогда не найду. – Фелисити шмыгнула носом.
– Ты здесь снова все переставила, – с укором заметила Нэн.
– Мне так больше нравится. – И Фелисити с плачем упала на кровать.
– Не огорчайся, детка, нет никакой причины. Ну-ка, успокойся и лучше подумай, что бы такого полезного сделать. Ну, вот хотя бы собери свои летние платья, и я постираю. И поскорее, а то тебе не в чем будет ехать в Дорсет. – С этими словами Нэн вышла из комнаты.
Фелисити еще немного поплакала, потом вытерла слезы и опять начала искать улитку. Но вредное создание как в воду кануло. Представив, как трагически могла сложиться судьба улитки, Фелисити обронила еще несколько слезинок. «Я во всем виновата, – думала она. – Ведь улитке было так хорошо в саду, среди травы и листьев… но кто-то поднял ее и унес в дом, прочь из родного мира. Больше никогда так не поступлю», – поклялась себе Фелисити.
Она зашла в ванную и посмотрела на себя в зеркало. Обнаружила, что глаза покраснели. Вымыла лицо холодной водой. И решила пойти в школу, повидаться с Доном. То есть сделать то, что школьные власти сурово делать запрещали. Если ее застанут в комнате брата, то в первую очередь на него, на Дональда, обрушится страшная кара… и родители постоянно твердят, что посторонним на территорию Сен-Бридж входить нельзя без официального разрешения. Прекрасно зная, что такое «хорошо» и что такое «плохо», Фелисити в то же время не питала никакого особого трепета перед старшими, и ее сознание энергично творило в полном отрыве от окружающего ее взрослого мира, полного запретов и проповедей, большей частью совершенно, как она считала, бессмысленных. Вот и сейчас она не совершит никакого преступления, если пойдет в Сен-Бридж и увидится с братом. Загвоздка лишь в том, чтобы это прошло безнаказанно. Она переоделась, причесалась, в общем, тщательнейшим образом привела себя в порядок. После чего сошла вниз и уже собралась выйти.
– Милая, ты куда-то уходишь? – спросила Нэн из кухни.
– В библиотеку, – тут же придумала Фелисити и, выскочив из дверей, поспешила к шоссе.
На бегу она тихо свистнула, и Лиффи появилась и вприпрыжку побежала рядом, все время поглядывая на нее и улыбаясь своей собачьей улыбкой. Лиффи теперь никогда не входила в дом и вообще держалась подальше от человеческого жилья. С тех пор как ее материальное тело исчезло, она стала даже как-то крупнее, у нее теперь были черные уши и черный хвост, намекающие на ее инфернальное происхождение. Ангуса еще нет, но раз Лиффи вернулась, то вскоре в том или ином облике обязательно появится и он.
Фелисити прошла мимо главных ворот Сен-Бридж и пошла обочиной вдоль холма. Узкая полоска жухлой травы отделяла тротуар от проезжей части. По шоссе непрерывно проезжали автомобили, в гору и вниз, со стороны Лондона к побережью и от побережья в сторону Лондона. В гору поднимались с тяжким бычьим ревом, зато вниз летели как птицы, с ветерком, от которого то и дело взвивался подол девчоночьего платья. На самой макушке холма школу огораживала высокая стена, из-за которой выглядывал верхний этаж корпуса «науки и спорта». Ниже по склону тянулся высокий прочный деревянный забор, над которым виднелась красная черепичная крыша одного из общежитий, пруэттовского, где жил Дональд. Ниже колыхались верхушки деревьев, а еще ниже зеленела стеклянная крыша павильона для сквоша и слышался веселый визг и плеск воды в бассейне. Тут школьный забор и лента шоссе начинали потихоньку расходиться в разные стороны, а травяной бордюр становился все шире и шире. Отсюда можно было увидеть белеющий под холмом, крытый шифером дом Эверарда.