– Лесс! Тсс!

Мужчина послушно примолк, но радостная улыбка с его губ так и не ушла.

– Что случилось?

– Мама приболела, я за ней ухаживаю.

Улыбка привяла.

– А я хотел поговорить с ней…

– А я тебя никак не устрою? Поговорить?

– Разумеется! Джин, – мужчина прямо в холле опустился на колено, извлекая из кармана маленькую коробочку, – выходи за меня замуж?

Бриллиант в кольце был хотя и не идеальным, но очень приличным, в этом Джин разбиралась. И сапфиры, которые его окружали, были вовсе не плохи.

Да и сам мужчина.

Высокий, стройный, симпатичный, пусть с чуть детским выражением лица, но многим и это за счастье, опять же граф, то есть даже титульный рост, не бедствует, не пьет, в карты не играет… что еще нужно?

Не ясно.

Но уж больно продажно это звучит.

Впрочем, на личике Джинджер эти мысли никак не отразились. Вместо этого она молча протянула руку, и колечко скользнуло на средний палец.

– Джин, моя Джин!

Лесс заключил девушку в объятия.

Та и не сопротивлялась, отмечая, что восторга у нее не возникает. И дрожать от возбуждения не получается, и терять сознание… расчетливая она такая, что ли?

Где вдохновение-то? При написании статьи она и то чувствовала больше энтузиазма!

Лесли принял ее реакцию за естественное девическое смущение и расцепил руки.

– Я бы хотел сообщить о нашем решении твоей матери, дать в газеты объявления о помолвке и пригласить вас познакомиться с моей семьей. А свадьбу можно назначить на осень, ты не против?

Джинджер кивнула – мол, не против. А мать…

– Я сейчас поднимусь к маме, проверю, как она себя чувствует. Если все в порядке, она тебя примет.

– Отлично!

– А насчет визита… Лесс, милый, пока мама не окрепнет, я никуда поехать не смогу. Одной мне неприлично, и ее я не брошу.

На лице мужчины отразилось такое явное разочарование, что Джин едва не фыркнула. Но удержала лицо и направилась вверх по лестнице, чувствуя горячий мужской взгляд чуть пониже поясницы. И что там такого занимательного?

Она вот мужчинам никогда туда не смотрит, полагая, что главное – ум. А у них другое мнение? Как интересно…

Кларисса усиленно изображала больную. С чашкой чая, коробкой пирожных, стопкой газет и несколькими романами на одеяле. Дополняли картину аккуратно заплетенные волосы и роскошный шелковый халат. Болеть надо с удобствами.

– Мама, можно?

– Да, дорогая. Ты одна?

– Да, мамочка…

Почтительная дочь, страдающая мать, акт первый, сцена первая.

Дверь захлопнулась за Джин.

– Мам, тут Лесс. Он хочет поговорить с тобой.

– И?

Джин молча продемонстрировала руку с кольцом.

– Покажи поближе! – Кларисса оценила камень и кивнула. – Неплохо. У мальчика есть и вкус, и деньги. Поможешь?

В четыре руки были убраны пирожные и романы, Кларисса прошлась пуховкой по лицу, задернула шторы…

– Мам, мы не переиграем?

– А как же жар? – Кларисса коснулась щек мазками румян и забралась под одеяло. Выглядела она теперь просто жутковато.

– Действительно, как же без жара, – согласилась Джин, задвигая газеты поглубже под кровать и думая, что горничной надо бы руки оторвать. И откуда под кроватями берется столько пыли? Тьфу! Мам! Апчхи! Жуть какая!

Кларисса фыркнула, разливая сердечные капли. Обладая приторным, въедливым запахом, они были просто ужасны в больших количествах. Отвратительны.

– Ничего.

Кларисса раскинулась на подушках, подоткнула одну из них поудобнее и посмотрела на дочь.

– Зови. Кстати, ты заметила, что наличие больной матери воодушевляюще действует на мужчин? Они считают, что жениться надо на сироте.

– Но совершенно забывают, что о том же мечтают и девушки, – Джин поцеловала мать в щеку и выскользнула за дверь, на глазах становясь ужасно серьезной и расстроенной.